В поисках утраченных предков

— Я в восторге! — Отец понижал голос, чтобы не слышала хозяйка. — Иметь такую домину в Зеленогорске — мечта поэта. Но ты знаешь мои проблемы… Даже если мы продадим свою халупу Петровым, мне все равно не хватит тысячи…

— Да ладно тебе, ладно, — дядя Жора похлопывал отца по спине. — Не в этом дело. У меня сейчас есть. Теперь главное — чтобы маме нашей понравилось!

— А что ей может не понравиться? Газетный киоск — на вокзале, полно магазинов, снабжение отличное, своя больница со «скорой помощью»… А воздух? Воздух стоит миллионы!

— Это да! — соглашался дядя Жора. — Плюс городской телефон. Сделаем удлинитель, пусть сидит в шезлонге, ест клубнику и разговаривает с Варварой Степановной по телефону…

— И Варвару Степановну всегда можно пригласить — места хватит.

— Еще бы! Столько комнат! А ты заметил, что наверху стоят вторые рамы для веранд? И на каждой веранде по две батареи. Зимой в носках и маечке ходить можно! Сказка, Сережа! А теплый туалет? Как тебе туалет?

— Блеск! Жаль, что он только в одной половине.

— Сделаем и во второй! Я предлагаю, если все получится, разыграть половины дома по жребию! Катька, например, подбросит пятачок, а Кирюха пусть загадывает: орел или решка. Идет?

2

Седьмого июня в двенадцать часов дня Катька подбросила тусклый латунный пятачок, и я выкрикнул решку.

Дядьке досталась южная веранда, нам — северная. «Это ничего, — сказал отец, — зато восходы и закаты достались поровну».

Теплый внутренний туалет оказался на половине дяди Жоры, и сразу же после переезда мы сообща создали для нас нечто грандиозное в одной из кладовок с высоким окошком.

Гремело, как Ниагарский водопад! Потом урчало и всхлипывало, когда в бочку, стоявшую на чердаке, закачивалась вода. Из крана над крохотной раковиной стреляло рыжей водой. Бедная кошка Сильва, которой мама поставила ванночку с песком в этой, так сказать, туалетной комнате, входила туда, как на минное поле, а выскакивала вприпрыжку. Иногда она покидала грохочущий клозет через открытое окошко, торопливо спрыгнув под куст сирени и тут же ударяясь в бега. Дяди-Жорин спаниель Чарли смотрел на нее сочувственно и на всякий случай перебирался подальше от дома. «Черт его знает, может, там стреляют, — читалось на его озабоченной мордочке. — Лучше отойти, пока не поздно…»

Огромные веранды с ромбиками разноцветных стекол были веселы в любую погоду. Дядя Жора поставил на своей веранде письменный стол с зеленым сукном и сказал, что теперь будет зарабатывать Нобелевскую премию по физике. Главное, чтобы хватило терпения и бумаги.

Дядя Жора говорил, что его идея, как все гениальное, проста. Он собирался придумать прибор, разгадывающий принцип строения любого продукта или живого существа. Так сказать, его формулу. И по этой формуле, заданной другому прибору — синтезатору, воспроизводить желаемое в любых количествах.

— Нужны нам, например, монголы для охраны границы с Китаем. Пожалуйста! Засыпаем в синтезатор компоненты этих пограничников, нажимаем кнопку и задаем количество — два миллиона дружественных монголов ростом метр восемьдесят, весом девяносто килограммов… Ба-бах! Несколько дней работы прибора, и китайская граница на замке! Или, например, колбаса твердого копчения! Ну, нет, колбаса — это слишком примитивно… Возьмем лучше соленые огурчики…

— А что, самим-то уже не вырастить? — интересовалась бабушка. — И чем ты этих монгольских парней кормить будешь? Их солеными огурцами не прокормишь…

Она чувствовала себя хорошо и сидела с вязаньем то на нашей веранде, то у дяди Жоры с тетей Зиной. У бабушки была своя комната с двумя окнами и круглой печкой-голландкой, которую я несколько раз протапливал, потому что бабушке хотелось просушить стены — она говорила, что сухая штукатурка вбирает влагу, и если долго не топить, то стены сыреют, несмотря на то что дом выстроен из хорошего деревянного бруса. Бабушка самостоятельно обследовала все подвалы, чуланы и чердаки с фонариком и свечкой в руках. Свечку она зажигала, чтобы проверить, откуда и куда дует. В молодости бабушка работала проектировщиком, строила в Китае металлургический завод и геометрию с физикой объясняла нам с Катькой гораздо понятнее, чем папа или дядя Жора.

Папа объяснял занудливо, предварительно перечитав чуть ли не весь раздел учебника, а дядя Жора — с налету, ярко и убедительно, но не всегда понятно. От его веселых сравнений мысли разбегались, а сложить их обратно было не так-то просто. «Ну, поняли, черти полосатые, что такое закон Ома?» — спрашивал дядя Жора, когда мы с Катькой переставали трястись от щекотки, имитирующей электрический ток в цепи, и вытирали слезы. Мы говорили, что поняли и, выждав немного, шли к бабушке — допонимать по-настоящему.

Участок наши отцы-близнецы не делили. Какой смысл делить кусок леса, в котором держится зеленый сумрак, растет черника, пищат комары и стоит старая беседка с железной крышей. Братья только сделали вторую калитку, отворявшуюся прямо в лес — к лисичкам и сыроежками, которые росли за забором.