В поисках Велиаса

— Черт! — заметив, как на тело Луксора налетело еще несколько мантикор, громко выругался Вериан. Отбиваясь клинками от острых когтей, он перевел взгляд на Ивана. Тот сражался с несколькими мантикорами, кружащими вокруг и периодически пикирующими на него, метя в лицо жалом.

Наконец, Иван оступился и покатился вниз по песчаному бархану. Воспользовавшись моментом, ближайшее из враждебных существ попыталось попасть жалом в лицо Горычеву. Из-за небольшой выемки, однако, под удар попал только глаз, получивший полную дозу яда, которую планировала выпустить в него мантикора.

Докатившись до подножья бархана, Иван, все еще пытаясь махать клинками, еле-еле держа их в руках, резко выронил один и схватился за пострадавший глаз. Все тело обожгло невыносимой болью. Корчась и пытаясь как-то защищаться, он вскоре сдался и завалился на песок.

— Мертв? — крикнул с горы Вериан, положив клинок обратно в ножны.

— Да, милорд, — принюхавшись, ответило ему одно из существ человеческим голосом. Поймав на себе недоумевающий взгляд собратьев, которые планировали уже спокойно пообедать мертвым Горычевым, он пожал плечами и что-то им прорычал. Смутившись, несколько ближайших прорычало что-то в ответ, но от прямого приказа отказаться они не могли. Взмыв крыльями, стая вскоре покинула поле боя, открывая учиненный ими хаос. Повсюду виднелись окровавленные следы, несколько растерзанных тел, мертвые лошади и недоеденный Луксор.

Лениво осмотревшись и найдя взглядом мертвую лошадь Луксора, Вериан спешно отцепил сумку с важным, стратегическим запасом праха. Окинув на прощание поле боя взглядом, он исчез в появившемся из-под песка столпе пламени.

Глава 13. Ущелье дракона

С момента атаки прошло несколько часов. Постепенно покрываясь слоем песка и сливаясь с местным пейзажем, едва живой и периодически подергивающийся от боли Иван по-прежнему лежал у подножия бархана. Каждый удар редко бьющегося сердца разносился эхом по всему телу. Словно защищая хозяина от невыносимой боли, тело никак не хотело дать ему проснуться. Наконец, когда солнце почти скрылось за горизонтом, и пустынный жар сменился легким, прохладным бризом, он начал приходить в себя.

Поддерживая глаз в закрытом состоянии и тяжело дыша, Горычев все же поднялся на ноги. Его рука до сих пор прочно сжимала клинок, которым он пытался отбиваться от врага. Не успев даже понять, почему он не может выпустить из руки меч, Иван взвыл от боли. Спина, суставы, конечности — все разом защемило, не давая ему даже подвинуться.

Завалившись на песок, он кашлянул кровью и, опершись рукой, попытался встать. Перед открытым глазом все поплыло, а уже через пару секунд, в рот вновь набежала кровь.

Перевернувшись на спину, он вновь взвыл, но уже не так сильно, как раньше. Боль постепенно стала уходить.

Отдышавшись, он аккуратно дотронулся до пострадавшего глаза. Как оказалось, очень зря. Все, что он ощущал до этого — теперь ему показалось обычной царапиной. Несмотря на корочку из запекшейся крови и песка, успевшей образоваться у него на пострадавшем глазе, боль была просто невыносимой. Секунды растянулись в вечность. Теперь каждая попытка подвинуться сопровождалась новым приступом по всему телу.

Пытаясь терпеть боль, Иван замер. Постепенно, она отошла и, решив, что лучше пока будет не трогать пострадавший глаз, Горычев вновь встал на ноги, засунув клинок в ножны.

Быстро найдя взглядом второй, слегка засыпанный песком, меч, он медленно побрел в его сторону. Нагнувшись над ним, Иван замер. Несмотря на темноту, в нем отчетливо было видно отражение его лица. Как оказалось, глаз вовсе не был закрыт. Из клинка на него смотрел человек с одним нормальным глазом и вторым, бордово-красным, окруженным коркой. В центре красного глазного яблока красовалась маленькая, черная точка. Видимо, это был его зрачок, пытающийся пробиться через плотные слои полопавшихся сосудов.

Наморщив лоб и вернув клинок на историческую родину, в ножны, Горычев забрался на бархан. Кровь и останки уже почти не было видно под песком, а растерзанные лошади лежали неподалеку в куче. Видимо, мантикоры побросали их вместе, дабы позже придаться трапезе. Возможно, они пытались сбежать, едва всадники покинули их, но также тщетно, как и сами же всадники.

Сглотнув и заметив Зезету с выпотрошенным брюхом, Иван подошел к куче. Глаза верной лошади все еще были открыты и иссушены полностью от блуждающих по пустыне ветров.

Опустив ей веки и потрепав гриву, Горычев вновь огляделся. Тело Луксора было теперь похоже на вскрытые консервы. Когда-то блестящие, стальные доспехи на его растерзанном теле были изодраны практически в клочья. До такой степени, что туда спокойно бы поместилась лапа одного из этих странных существ. Почти все внутренности были выедены, а останки теперь разлагались в суровом пустынном климате.