То был ирландец, который все еще держал в другой руке свою арфу.
Он ласково посмотрел на Фернандо, глаза у него были светло-карие, со множеством черных точек. И он заговорил, подбирая слова с медлительностью человека, привыкшего подолгу молчать.
То, что собирался сделать Фернандо, – юношеская глупость. За такие порывы на кораблях расплачиваются слишком дорогою ценой: за них вешают на одной из рей.
Кошачьи глаза ирландца, казалось, видели все, что произошло во мраке кормовой башни. А если чего-нибудь они и не видели, то об этом он догадывался.
– Когда мы окажемся на земле, – закончил он, словно давая добрый совет, – когда достигнем владений Великого Хана…
Глава VI
В которой рассказывается о том, как Родригес Бермехо первым крикнул: «Земля!», но адмирал несправедливо присвоил обещанную за это награду, а также о том, как голые люди на маленьком островке увидели три вырастающие прямо из моря рощи, полные белых, как смерть, волшебников с лицами, покрытыми хлопком.
Земля была где-то рядом. Все приметы на море и в воздухе говорили о близости островов. «Пинта», как всегда в голове флотилии, оправдывала свою славу наиболее быстроходного ее корабля: она рыскала по морю, отклоняясь вправо и влево от курса, которым следовали другие суда, в надежде на то, что, расширяя поле своего зрения, она сможет открыть наконец долгожданную землю.
Матросы «Пинты» заметили на воде плавающую тростинку и ветвь какого-то дерева. Они же подобрали палку, выстроганную, как им казалось, железным ножом, и еще одну, но на этот раз сломанную тростинку, дощечку и пучки травы, выросшей, без сомнения, на земле. Люди с «Ниньи», в свою очередь, выловили веточку с ягодами шиповника.
Над кораблями неоднократно проносились стаи лоро и попугаев, державшихся одного направления: они летели, конечно, к ближайшей земле для отдыха.
В четверг 11 октября, вскоре после захода солнца и после того, как люди пропели обычную «Славу», адмирал обратился с площадки кормовой башни к матросам «Санта Марии». Он говорил с тем исполненным поэзии я задушевности красноречием, которое находило на него в те моменты, когда какая-нибудь удача усыпляла на время его бешеный и недоверчивый нрав.
– Я должен, – говорил он, – вознести бесконечную хвалу господу богу за милости, которые он ниспослал нам во время этого путешествия, даровав нам столь гладкое море, столь умеренные и попутные ветры, столь замечательную погоду и избавив от бурь и опасностей, подстерегающих обычно всякого, кто пускается в открытое море. И поскольку я рассчитываю на милосердие божие, которое по истечении немногих часов должно дать нам землю, я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой нести в течение этой ночи вахту на носовой башне тщательнее, чем вы несли ее доныне, ибо вам надлежит быть настороже и помнить, что каждое мгновение может открыться земля.
И до этого существовал приказ, отданный Колоном сразу же по отплытии с Канарских островов; согласно этому приказу корабли флотилии, прейдя семьсот лиг на запад и не встретив земли, должны были плыть в дальнейшем лишь до полуночи. Отдавая этот приказ, Колон исходил из предположения, что на названном расстоянии от Канарского архипелага он должен отыскать острова или материковую землю. Но поскольку, пройдя семьсот лиг, они не открыли никакой суши, приказ Колона не выполнялся, и три корабля плыли все вперед и вперед, охваченные желанием обогнать друг друга ради того, чтобы сделать это открытие.
Люди на флагманском корабле слышали речь командира флотилии, и каждый из них жаждал первым увидеть землю. К тому же, королевской четой было обещано, что сделавший это открытие получит ежегодную пенсию в десять тысяч мараведи, да еще дон Кристобаль добавлял от себя к этой наследственной пенсии великолепное шелковое полукафтанье.
Флотилия продолжала идти в западном направлении, придерживаясь, однако, курса, указанного незадолго перед этим Пинсоном. Если б они плыли прямо на запад, то через несколько дней подошли бы к побережью Флориды, заселенному в те времена отважными племенами, проявлявшими в дальнейшем на протяжении многих лет враждебность по отношению к белым, и можно сказать с почти полной уверенностью, что в этом случае им не удалось бы возвратиться в Испанию. Для их судьбы было огромной удачей, что, изменив курс, они наткнулись на Лукайский архипелаг, заселенный простодушным и робким племенем, встретившим испанских аргонавтов с религиозным благоговением, как если б они опустились туда прямо с неба.
В десять вечера дон Кристобаль, находившийся на площадке кормовой башни и внимательно всматривавшийся в океанский простор, заметил едва различимый, мерцающий огонек, «подобный крошечной свечечке», как он записал в своем дневнике, «которая то поднималась, то опускалась»; но этот свет был настолько зыбким, «настолько туманным, что он, дон Кристобаль, не решился утверждать, что это и в самом деле земля». Корабли плыли в этот момент на всех парусах, со скоростью двенадцать миль в час.