Матросы с флагманского корабля убили и съели крупную черепаху; ее раздробленный на мелкие куски щит они оставили в лодке. Юнги стали предлагать индейцам крошечные, величиной с ноготок, кусочки этого панциря, и хотя туземцы достаточно часто добывали таких черепах, они все же охотно брали эти кусочки, словно то были некие талисманы, делая это лишь потому, что их держали в руках белые юноши; а взамен они давали пучки дротиков.
Наконец «Санта Мария» и «Нинья» снялись с якоря и, так как ветер сменился на более благоприятный, взяли курс на Бабеке. На горизонте виднелись горные вершины острова Бойо. В это первое путешествие они больше не возвращались к берегам Кубы, или Хуаны.
Ближайшие к побережью поля были сплошь обработаны и зеленели, «как пшеничные нивы близ Кордовы в мае месяце». В течение ночи на склонах гор они видели много огней, а днем в тех же местах — столбы дыма; и они решили, что это — сигналы, передаваемые туземцами друг другу.
Колон пришел к выводу, что все говорившееся им в восхваление Кубы, сколь бы возвышенно оно ни было, совершенно бессильно дать представление о красоте этого нового острова. Сойдя на берег, они тотчас же натолкнулись на деревья разных пород, обильно усыпанные редкостными плодами, которые адмирал, как всегда одержимый жаждой обогащения, поспешил объявить исключительно драгоценными пряностями. Быть может, то был мускатный орех, но так как плоды эти еще не созрели, определить их точнее не представлялось возможным.
Продвигаться вдоль берега им приходилось, не выпуская лота из рук и производя бесчисленные промеры дна, ибо на некоторых участках вода была настолько глубокой и чистой, что у самого берега могла бы свободно лавировать даже каррака, то есть наиболее крупный из известных в те времена типов кораблей; но зато были и такие места, где под слоем песка таились подводные рифы, и скатившиеся с берега и увенчанные зелеными гирляндами камни торчали над поверхностью моря.
Больше всего поражало Колона сходство этого новооткрытого острова со страной, откуда они отправились в свое океанское плавание. Тут были «и обширные долины, и нивы, и горы вдали, все — совсем как в Кастилии». Он видел перед собой обработанные поля и слышал соловьев и других птичек, и это также напоминало Кастилию. И, чтобы превознести красоту общего вида, он сравнивал его с видом окрестностей Кордовы, как если бы этот далекий город в Андалусии был для него самым драгоценным воспоминанием, воплощением его второй молодости.
На берегах Бойо даже морская фауна напоминала ему испанское побережье. Плавая на своей лодке, он видел у бортов ее тех же вьюнов, угрей, треску, уклейку, златиков, креветок и даже сардин. В лесах Бойо среди бела дня распевал соловей, и это сходство с далекими кастильскими землями побудило Колона окрестить новый остров именем Эспаньола.
Многие туземцы, завидя приближающиеся баркасы с белыми, пускались наутек. Иные, напротив, оставались на месте и вступали в беседу с теми индейцами, которыми Колон пользовался как глашатаями и толмачами, причем вс всех разговорах бесконечно упоминались карибы или каннибалы, свирепые люди с отравленными стрелами, совершавшие набеги на остров для увода в плен его обитателей.
Слыша подобные объяснения, всегда путаные и смутные, Колон решил, что каннибалы — это люди Великого Хана, которые «должны быть где-то совсем поблизости и которые, имея корабли, приезжают сюда, чтобы ловить здешних людей; а так как последние не возвращаются, то туземцы думают, что их съедают».
Три матроса, поднявшись на холм, чтобы обследовать деревья и травы, услышали шум, производимый огромной толпой: то были совершенно нагие люди, совсем такие же, как жители других островов; они бежали, узнав о прибытии белых.
Матросы поймали туземную женщину и доставили ее на адмиральский корабль. Была эта женщина «весьма женственна и красива»; она завела разговор с индейцами, плывшими на судах флотилии, ибо у них всех был общий язык. Адмирал велел дать ей одежду, одарил стеклянными бусами, погремушками и медными кольцами и «весьма почтительно» вернул ее на берег. Ее сопровождало несколько человек из команды «Санта Марии» и трое индейцев, служивших испанцам толмачами. Гребцы с баркаса, доставившего красивую индианку на берег, докладывали потом адмиралу, будто она жалела, что покидает корабль, ибо ей хотелось остаться на нем вместе с туземными женщинами, задержанными на Кубе. Так как предполагалось, что индианка сообщит своим соплеменникам, какие славные люди христиане, Колон на другой день отправил на берег девять матросов с индейцем-переводчиком, приказав им побывать в селении, расположенном на некотором расстоянии от берега моря и упоминавшемся красивою индианкой. Поселок был очень большой, и при приближении белых все его обитатели обратились в бегство. Но индеец с Гуанаани, которого белые пустили вперед как глашатая, бросился за бегущими, крича, чтобы они оставили всякий страх, что христиане никоим образом не карибы, но сошли с неба и раздают всем, кого бы ни встретили, замечательно красивые вещи.