В поисках Великого хана

Ему пришлось отдаться заботам о спасении своего судна. С восходом солнца ветер усилился, и океан с остервенением обрушивал на каравеллу огромные волны. Она несла на себе только брамсель, спущенный как можно ниже, — он должен был извлекать ее из провалов между водяными громадами, наносившими ей с обеих сторон сокрушительные удары и покрывавшими ее палубу пеной. Этот единственный парус, хоть он и был сильно зарифлен, надувался так сильно, что становился почти перпендикулярно к корпусу судна, выводя его из-под двойного низвергавшегося на него водопада.

Через шесть часов после восхода солнца набожный адмирал счел нужным заручиться покровительством неба. Он велел принести горошины по числу находившихся на «Нинье» людей и на одной из них вырезать ножом крест. Эти горошины были опущены затем в матросскую шапку и тщательно перемешаны. Надо было решить, кому из моряков надлежало отправиться паломником в Эстремадуру, в монастырь Санта Мария де Гвадалупе, и отнести туда пятифунтовую восковую свечу. Кто вытащит горошину с крестом, тот и выполнит этот обет.

Первым тянул жребий Колон; он вынул меченную крестом горошину и тем самым возложил на себя обязанность совершить паломничество в упомянутый монастырь, если доберется живым до испанского берега.

Шторм, между тем, с каждой минутой становился все яростнее, и ввиду этого, перемешав в шапке те же горошины, они вторично тянули жребий, чтобы определить еще одного паломника, на этот раз в Санта Мария ди Лорето.

Колон объяснил своим спутникам, почему этот обет имеет такое важное значение:

— Лорето — город в Анконскон марке,[95] во владениях папы, и там существует дом, в котором жила богоматерь; там совершилось множество великих чудес.

Горошину с крестом вытащил матрос из Пуэрто де Санта Мария, которого звали Педро де Вилья, и Колон пообещал дать ему денег на это паломничество.

Шторм продолжал усиливаться, и они еще раз почувствовали потребность помолиться деве Марии, но теперь ей подобало быть с андалусской земли, из графства Ньебла, по-настоящему им родной и близкой. И они снова прибегли к помощи жребия, решив, что кому посчастливится вытянуть горошину с вырезанным на ней крестом, тот и проведет бессонную ночь в церкви монастыря Санта Клара в Могере и отслужит в ней за свой счет благодарственную обедню. И снова на Колона пал жребий исполнить этот обет.

К вечеру буря достигла своей предельной силы, и моряки связали себя общим обетом: достигнув первой земли, составить процессию и босыми, полуголыми, в одних рубахах отправиться на молитву в какую-нибудь посвященную богоматери церковь.

Буря была настолько ужасна, что никто уже не надеялся на спасение. Корабли в те времена представляли собою деревянные посудины грубой работы, с большими щелями, туго забитыми паклей и промазанными смолой. От каждого удара волн такое нехитрое сооружение начинало нещадно скрипеть и трещать, и казалось, что достаточно буре захотеть, и оно мгновенно развалится и распадется на доски, из которых построено.

Все теперь оплакивали допущенный ими промах; можно ли было выходить в плавание без балласта, в особенности когда груз корабля так опасно уменьшился, после того как большая часть продовольствия, а также воды и вина съедена и выпита ими? Помочь этой беде можно было только одним — наполнить пустые бочки морской водой; средство, однако, недостаточно и не способно было возместить отсутствия балласта или полновесного груза.

Бывалые моряки, видавшие на своем веку бури, ни в чем не уступавшие этой, держались как невозмутимые фаталисты. Но те, кто никогда раньше не плавал, иначе говоря — несколько участников экспедиции, не являвшихся моряками и отказавшихся остаться в крепости Навидад, испытывали смертельный ужас, смешанный с изумлением перед этим все свирепеющим ураганом. По пути к Новому Свету и во время коротких переходов по Антильскому морю, всегда синему и сверкающему, они успели забыть о своих страхах в первый день пребывания на борту корабля и вообразили, будто грозные бури, о которых рассказывали бывалые моряки, могут разыгрываться лишь в европейских морях. Они жались в наиболее сухих уголках каравеллы, похожие на перепуганных насмерть животных, прислушивались к непрерывному грохоту бьющихся о стенки корабля волн и представляли себе, будто каждое падение в глубокую пропасть, разверзшуюся между двумя водяными валами, будет последним, так как у судна не хватит сил выбраться из нее наверх.

При каждом более громком, чем другие, скрипе досок они разражались слезами и жалобами. Близился последний час. Между носовой и кормовой башнями водопадами стекала бурлящая вода. Очаг был разрушен и унесен ею. Никто не думал о приготовлении пищи; это было бы невыполнимой задачей. Чтобы хоть немного поддержать свои силы, матросы грызли жесткие сухари с куском сыра, запивая этот скудный обед большими глотками вина. Все были облачены в альмоселы — плащи с капюшонами, и казалось, что маленьким судном управляет община монахов.