В поисках Великого хана

Дон Жоан в первый момент готов был усомниться, не ошибся ли Колон и не высадился ли он на африканской земле, открытой уже до него португальцами. Хорошенько рассмотрев, однако, привезенных адмиралом туземцев, вовсе не черных, а умеренно смуглых с красноватым оттенком кожи и с волосами отнюдь не курчавыми, а прямыми, он убедился в том, что это не африканцы, а скорей, пожалуй, обитатели Азии. Плывя все время на запад, Колон, несомненно, достиг восточной оконечности Индии. И с истинным благородством души король поздравил Колона и оказал ему различные знаки благоволения во время его пребывания в загородном дворце. Кроме того, он приказал властям Лиссабона, чтобы они оставили в покое испанского адмирала, ибо Колон успел уже поссориться с португальскими морскими чиновниками, так как они вознамерились задержать двух португальцев, служивших на «Нинье» матросами.

Едва бросив якорь в гавани Лиссабона, адмирал кезамедлил оповестить о своем прибытии двор монархов Испании. Он отправил сухим путем письмо своему другу и покровителю Луису де Сантанхелю, которого в официальных бумагах величали титулом «блистательного сеньора».

Это письмо было написано им еще в водах Азорского архипелага в разгар бури, и, отсылая его из Лиссабона, он присовокупил к нему «аниму», как именовалось в то время добавление к основному письму.

Он отправил также послание сеньору Рафаэлю Санчесу, королевскому казначею и такому же новому христианину, как Сантанхель.

И больше никому он не написал ни строчки, как если бы в данный момент для него было важнее всего известить о своем триумфе только двух этих придворных, по своему происхождению — чистокровных евреев.

13 марта адмирал отбыл из Лиссабона и 15-го, вскоре после восхода солнца, уже достиг отмели Сальтес.

В полдень, дождавшись прилива, он миновал эту отмель и вошел в ту самую палосскую гавань, из которой отплыл 3 августа минувшего года.

В тот же вечер другое судно прибыло в Палос. То была «Пинта», которая не погибла, как представлялось Колону в ту страшную ночь.

И хотя одна из ее мачт была сломана, каравелла Мартина Алонсо сумела пройти по прямой линии до самой Испании, не укрываясь в иностранных портах и не рискуя подвергнуться задержанию, как это случилось с Колоном иа острове Санта Мария. Несмотря на непрерывную бурю, она не сбилась с нужного курса и пришла в испанскую гавань Байону, в Галисии. Но ее капитан был при смерти.

Без сна, почти без пищи, днем и ночью не отходя от руля, непрерывно наблюдая за морем, этот морской исполин в результате многих недель лишений исчерпал свои силы.

Из Галисии он послал одного из своих людей, приказав ему пересечь всю Испанию и, добравшись до Барселоны, где в то время пребывали испанские короли, сообщить им обо всем происшедшем.

Он опасался, что давний его товарищ и компаньон остался навеки в бездонной океанской пучине, поглотившей одновременно и его брата и всех его родичей и друзей, составлявших экипаж «Ниньи».

Преодолевая охватившую его смертельную слабость, он снова пустился в открытое море. Миновав берега Португалии, без захода в принадлежавшие этому королевству гавани, он прибыл в Палос на несколько часов позже Колона.

Матросам пришлось отнести его на руках сначала к нему домой, а потом, выполняя его приказание, в монастырь Рабида. Он хотел умереть среди друзей, среди тех самых братьев монахов, которые так охотно вели с ним беседы о его плаваниях по океану.

Когда в Палое пришло письмо, подписанное королевой Исабелой и подтверждавшее получение посланного великим мореплавателем из Галисии донесения, он был уже мертв, и вместе с ним умерла тайна того словесного, по обычаю честных моряков, договора, который заключили они с Колоном, прежде чем предпринять путешествие.

Мертвый Мартин Алонсо умер еще раз в памяти современников. Внимание людей приэлекал к себе лишь один победитель, который остался в живых и которого можно было видеть своими глазами.

Висенте Яньес и остальные палосские моряки — друзья обоих Пинсонов — скромно остались в родном городке у себя в Андалусии. Если бы Мартин Алонсо был жив, его брат и ближайшие родственники отправились бы с ним в Барселону, где находились тогда испанские государи. Без него, однако, они не решались отдаляться от своего моря. Они чувствовали себя внезапно осиротевшими: в течение всей своей жизни они привыкли неуклонно следовать указаниям Мартина Алонсо. Он имел над ними власть патриарха, и теперь они были подобны членам рода, потерявшим своего вождя; они испытывали полнейшее замешательство и не знали, что делать, и так обстояло до тех пор, пока сообщество их не распалось и каждый из них не стал жить наконец по своему разумению.

Что касается адмирала, то он отправился в Севилью, откуда и началось его триумфальное шествие в Барселону, мозглавляемое вывезенными из Нового Света индейцами и частью экипажа его кораблей. Матросам, корабельным слугам и юнгам было обещано, что по прибытии в Барселону они получат остатки недоданного им жалования.