В поисках великого может быть

Но, повторюсь, мы должны воспринимать «Фауста» сквозь призму и нашего времени тоже. И тогда мы увидим, конечно, что Гомункул – это некоторый прообраз компьютера, искусственного разума, изобретение которого стало одним из самых значительных достижений ХХ века. Компьютер способен решать такие задачи, которые не под силу человеку, а он делает это с фантастической быстротой. Кроме того, компьютер сохраняет в себе огромное количество информации. Однако живой души и живой плоти компьютер пока ещё лишён.

Поэтому Вагнер – хороший учёный.

Фауст же разочаровался в науке как таковой. Кстати, именно этим герой Гёте отличается от всех предшествующих образов: в дальнейшем он уже не вернётся к научным поискам. Фауст решает умереть. Этот мотив напоминает «Вертера», но у Фауста нет несчастной любви, которая бы, подобно Вертеру, заставляла его думать о самоубийстве. В его желании покончить с собой скрыт двоякий смысл. Во-первых, смерть, может быть, откроет Фаусту некую сокровенную тайну бытия, которая так его влечёт: в нём живёт необыкновенная жажда познания. А кроме того, возможно, существует бессмертие и переселение душ, и тогда он получит шанс начать новую жизнь в новом обличье и прожить её иначе, не так, как нынешнюю, в которой, посвятив себя науке, так и не нашёл ответов на мучающие его вопросы, не сумел по-настоящему ощутить даже то, что называется прозой жизни.

Фауст подносит к губам яд. Но в этот момент ему слышится пение ангелов, доносятся слова:

Христос воскрес!

Преодоление

Смерти и тления.

Славьте, селение,

Пашни и лес.

Фауст

Река гудящих звуков отвела

От губ моих бокал с отравой этой.

Наверное, уже колокола

Христову Пасху возвестили свету

И в небе ангелы поют хорал,

Который встарь у гроба ночью дал

Начало братству нового завета. (359)

(Первая часть. Ночь)

Это – особое пасхальное утро. Он видит радостных людей, направляющихся в храм на праздничную пасхальную службу, и в его воображении снова звучат слова ангельского хора:

Христос воскрес!

Пасха Христова

С нами, и снова

Жизнь до основы.

Вся без завес.

Будьте готовы

Сбросить оковы

Силой святого

Слова его,

Тленья земного,

Сна гробового,

С сердца любого

С мира всего. (360)

(Первая часть. Ночь)

Это пение и всеобщее пасхальное ликование останавливают Фауста. Он вспоминает своё детство. Сейчас он, может быть, уже утратил эту безоговорочную, искреннюю веру в Бога, его переполняют сомнения, но в детстве был полон веры.

Ведь чудо – веры лучшее дитя.

Я не сумею унестись в те сферы,

Откуда радостная весть пришла.

Хотя и ныне, много лет спустя,

Вы мне вернули жизнь, колокола,

Как в памятные годы детской веры,

Когда вы оставляли на челе

Свой поцелуй в ночной тиши субботней.

Ваш гул звучал таинственней во мгле,

Молитва с уст срывалась безотчётней.

Я убегал на луговой откос,

Такая грусть меня обуревала,

Я плакал, упиваясь счастьем слёз,

И мир во мне рождался небывалый.

С тех пор в душе со светлым воскресеньем

Связалось всё, что чисто и светло. (361)

(Первая часть. Ночь)

Это было, наверное, самое счастливое, самое светлое его время. Воспоминания о той поре, когда он разделял со всеми радость этого особенного пасхального утра, заставляют Фауста остаться жить.

И, может быть, под влиянием этих давних детских воспоминаний он берёт в руки «Евангелие», к которому давно уже не обращался. Фауст решает перевести начальные слова «Евангелия от Иоанна». Как известно, оно открывается словами: «В начале было Слово». (Первая часть. Рабочая комната Фауста). (362)