В поисках выхода

— Виноват, да, — кивнула Забияка. — Но, ежели с другой стороны посмотреть, то ты нас всех спас, скорее всего. Еще верста-две, и лес кончится, начнется равнина. Герасимовский вел бы нас до нее, а потом, дождавшись, пока мы все будем как на ладони, положил из-за дерева всех разом, будто кегли. Нам и не укрыться бы нигде.

— Если ему именно это было надо, — не глядя в глаза любимой, проговорил разведчик, вспомнив реплики штабса.

— А чего еще? Взять меня живой? Коли ему это удалось бы, в чем я сильно сомневаюсь, то до Новоромановска ему бы меня не довести; я бы этому весьма воспротивилась — это раз, а сам штабс все ж таки пожеван «червем» и вряд ли у него достало бы сил тащить меня связанной на закорках — это два. Так что, полагаю, он просто намеревался нам отомстить.

— С чего ты решила, что его «червь» пожевал? — вновь бросил Плюх взгляд на тело штабса.

— Скособочен был. И форму свою ведь не сам поменять решил. Полагаю, «червем» и стянута, словно кожица с колбаски. Видать это «червя» отвлекло — тряпки за добычу принял, — а Герасимовский воспользовался. Как — не спрашивай. Может, в землю зарылся и дышать перестал, может, летать научился — теперь это никто не скажет. Да оно нам и надобно ли?

— Согласен, ни к чему, — мотнул головой и тут же поморщился от боли разведчик. — А вот этот длительный привал, думаю, пора заканчивать.

— Не пора! — притопнула Забияка. — Кому сказано: никуда ты сейчас не пойдешь! До утра отлежишься, а там поглядим. И потом, мы уже и впрямь слишком много времени потеряли. Ежели шли бы, как планировали, могли до темноты к Дальним холмам успеть. Там есть, где ночевку устроить. А сейчас что? Говорю же: лесу версты две осталось, не более, а потом — равнина голая. Как по мне, не лучшее место для ночлега.

— Но сейчас-то что делать?

— Тебе — лежать. Желательно уснуть. Я поброжу вокруг, может, чего на ужин добуду. Блямс станет тебя с учеными охранять. Расклад ясен?

Плюху оставалось только со вздохом кивнуть. А вот профессор Тетерин сказал вдруг то, чего никто не ожидал:

— Я вот что подумал… Мы обсуждали варианты наших действий. Первым делом барьер, потом Лазаревское, затем Кактусовое поле… Но мы забыли еще об одном варианте. А ведь он совсем рядом.

Олег Дмитриевич покосился на убитого штабс-капитана.

— Так-так-так-та-аак!.. — с живым интересом посмотрел на коллегу Сысоев. — Вы имеете в виду… «дно»?

— Именно. «Дно Зоны». После того как туда… отправился Аникей, мы же выдвигали версию, что это — один из выходов. Почему бы сейчас, пока мы рядом, это не проверить?

— Потому, — тут же отреагировала Забияка, — что обратного пути не имеется. Даже не так… Мы не сможем понять, куда мы идем — за свободой или за смертью.

Вот, господин Тавказаков туда… канул. А что с ним? Кто знает?

— То же самое будет и при остальных вариантах, — попробовал возразить Тетерин.

— Не скажите. За барьером-то уж точно Земля — неясно, правда, которая именно. Вот и Егор не даст соврать, он Зону сверху видел. Так что, ежели выберемся за барьер, то всяко не в небытие канем. С Лазаревским сложнее, не спорю, там однозначности нет. А с Зоной «питекантропов» как раз все ясно — там мир дикарей. Туда не особо хочется, но это тоже не неизвестность. Впрочем, я никого убеждать и отговаривать не стану, пусть каждый выбирает свое. Одно скажу: добираться туда самому придется, а это значит: не факт, что дойдешь.

— Нет-нет! — замахал руками Олег Дмитриевич. — Я же не к этому! Просто напомнил, что есть еще один вариант.

— Хорошо, — кивнула Илона, вставая. — Будем иметь в виду. А теперь извольте отдыхать, но и бдительность не теряйте. Я — на охоту.

— Ни пуха, ни пера! — пожелали ей ученые. Плюх такой присказки не знал и значения ее не понял.

Наконец-то выдалось время как следует поговорить с Блямсом. В его разумности Плюх и ученые давно не сомневались, но теперь, когда с помощью устройства-переводчика «блямканье» «богомола» превратилось в понятную речь, косморазведчик порой забывал, что перед ним сидит не человек, а представитель иной цивилизации.

Ученым хотелось разузнать про эту цивилизацию, расположенную на открытой Плюхом планете Машечка в системе Эпсилона Эридана. Но самому разведчику это было не столь интересно. Во-первых, он провел на Машечке целых полгода; во-вторых, ему неловко было слышать название этой планеты (вот ведь угораздило его тогда дать ей имя бывшей — тогда еще, впрочем, настоящей — возлюбленной!); наконец, в-третьих, ему куда интереснее было послушать о пребывании Блямса у арги.

Кстати!.. Глупость, конечно, но так и свербит… Плюх уже пробовал произносить имя друга с надетыми «наушниками», но это ничего не дало, «Блямс» оставалось просто «Блямсом». И он все же решился.

— Послушай, дружище, — сказал разведчик. — Когда я разговаривал с одним из арги, я назвал твое имя. То есть, то прозвище, которое я тебе дал — Блямс. Но услышав его, арги сделал оскорбленный вид, сказал, что мои слова неприемлемы, и прервал разговор. Так что же я такое говорю, когда произношу: «Блямс»?