В поисках вымышленного царства

Но если так, то отсутствие в степи крупной военной державы означало либо полное отсутствие населения, либо крайнюю его разреженность. Как было показано выше, количество людей в степи лимитируется количеством воды. Значит, то, что в X в. письменные источники не упоминают никакого государства на территории Монголии, свидетельствует о возникновении здесь пустыни, а как только муссоны вернулись на своё южное направление, в степи начали возникать новые народы и новые державы, история которых была немедленно[159] зафиксирована соседями. Это случилось в XI в.

Мы замкнули цепь анализа, проделав его двумя путями, и получили единый вывод. Значит, он верен. Теперь наша задача в том, чтобы показать, для чего этот вывод может быть использован.

Соперники

Если до X в. ключом к пониманию истории Центральной Азии была прослеженная выше борьба Китая с Великой степью, то теперь положение изменилось радикально. Китайское общество стало жертвой социального кризиса и деморализовалось настолько, что не смогло отразить нападения немногочисленного племени шато, чуждого китайцам по крови, языку и культуре. Великая степь превратилась в пустыню. Южные кочевники умножили войска шатосского князя, северные ютились на окраине сибирской тайги, а на бывших тюркских и хуннских кочевьях теперь паслись дикие верблюды и лошади Пржевальского, умеющие пробегать сотни километров только для того, чтобы утолить жажду из ещё не пересохших источников.

На этом фоне проявилась сила народов Маньчжурии, для которых уменьшение осадков было скорее благом, так как климат её достаточно влажен и сокращение паводков и буйной растительности шло только на пользу сельскому хозяйству. Это усиление нельзя рассматривать как абсолютное. Нет, сила маньчжурских племён, объединённых киданьской империей, осталась прежней, а ослабели соперники и враги, благодаря чему Кидань получила возможность претендовать на гегемонию в Восточной Азии.

Наибольшей помехой для киданьской империи было собственное непреодолённое прошлое — племенной быт. Не только приамурские и приморские племена охотников и рыболовов (шивэй, тилэ, уги, чжурчжэни), не только земледельческое население Центральной Маньчжурии (Бохай), но и многие члены киданьского восьмиплеменного союза не понимали необходимости жертвовать жизнью и свободой ради величия династии Елюев. Да и в самой царской фамилии не было единства. После смерти Амбаганя императрица, используя своё влияние на войско (женщины у киданей занимали чрезвычайно высокое положение и имели решающий голос во всех делах, кроме военных), возвела на престол своего любимца — младшего сына Дэгуана[160], а старший, законный наследник, Дуюй вынужден был бежать к шато, в империю Позднюю Тан, т.е. искать помощи у врага своей страны. Но что ему оставалось делать? Дать себя убить, что ли?

Совсем иное дело сложилось у тюрок-шато. Они одержали блестящую победу в 923 г., использовав последние силы кочевников усыхающей Великой степи. Но на этом степные резервы иссякли, и для того чтобы держать в покорности многомиллионный народ, приходилось привлекать к делам правления собственно китайцев. Мы уже видели, что основатель династии Ли Цун-сюй заплатил жизнью за пристрастие к китайскому театру (актёры становились фаворитами императора и получали государственные должности) и доверие к евнухам-чиновникам. Новый император Ли Сы-юань, неграмотный, но храбрый, умный и благородный по характеру тюрк, столкнулся не только с той же проблемой, но и с новой, ещё более сложной, даже неразрешимой. Шатосские офицеры, назначаемые правителями южных областей, волей-неволей оказывались в китайском окружении и незаметно, мало-помалу начинали себя вести как китайские чиновники, с той лишь разницей, что они не знали даже простой грамоты. Одержать победу было легче, чем её реализовать.

Господство центральной власти над Южным Китаем было чисто номинальным, но даже таковое было невозможно осуществить. Так, в 927 г. инспектор, посланный для ревизии в Шу (Сычуань), был казнён правителем области, и вслед за тем началось приобретение областных правлений путём применения военной силы, как при феодализме. Воспользовавшись смутой, правитель У (Юго-Восточный Китай) объявил себя императором. Ещё опаснее было восстание на северо-востоке, где правитель Ван Ду, страшась отставки, отложился и призвал на помощь киданей, что вызвало открытую войну между шато и киданями, или между империями Поздняя Тан и Ляо.

Шато победили. Мятежник и его союзники были осаждены в крепости Динчжоу. Кто-то из горожан открыл ворота, и крепость пала. Ван Ду сгорел в своём доме, подожжённом победителями, а киданьский предводитель сдался, был привезён в цепях в столицу и казнён.