Когда дело дошло до клятвы, которую должны были дать беглецы, отрекаясь от своей страны и обещая никогда в нее не возвращаться, возникло затруднение. Ее следовало давать на Евангелии, которого не было ни у де Вулфа, ни в церкви, лишенной своего священника. Впрочем, здесь на помощь пришел Козимо, который достал из складок своей широкой сутаны маленький католический требник. Каждый из беглецов должен был, держа его в руках, произнести следующие слова: «Я клянусь на этой святой книге, что покину пределы Англии и никогда в нее не вернусь без дозволения короля. Я поспешу прямым путем в указанный мне порт и не сверну с королевской дороги под страхом ареста или казни. Я не буду останавливаться в одном месте больше чем на одну ночь, и как только прибуду в этот порт, стараясь не задерживаться долее, чем на время до следующего прилива, буду усердно искать подходящий корабль, который сможет перевезти меня через море. Если же я не смогу найти такое судно, то каждый день буду заходить в море по колено, показывая мое желание покинуть страну. И если я не сделаю так, как сказано, то пусть печальна будет моя участь».
После того как все они произнесли эту клятву, Джон предупредил будущих изгнанников о процедуре, которая должна была состояться на следующее утро.
— Вы должны снять с себя всю одежду, которая впоследствии должна быть продана, — импровизировал на ходу коронер, — но поскольку времени мало и вы не успеете изготовить из этой мешковины подобающие одеяния, накиньте ее поверх вашей одежды. Вы будете идти с непокрытой головой, и с вас состригут волосы и бороды. Перед собой вы будете нести кресты и двигаться по дороге, не сворачивая, и вы никогда больше не должны ступать на землю Англии, или будете объявлены вне закона, и тогда каждый, кто способен поднять меч, может отсечь вам голову. Вы поняли то, что я сказал?
Пленники закивали головами и забормотали.
— Тогда я снова приду сюда перед рассветом и отведу вас на судно, которое сейчас стоит на берегу, и которое, как я вам уже говорил, отправится в Уэльс, как только начнется прилив.
Он удостоверился, что Томас записал краткое изложение основных фактов, после чего проверил, имеется ли у беглецов достаточно острый нож, с помощью которого они могли бы срезать волосы с головы и бороды, а также попытаться обскоблить подбородки.
После этого можно было закончить процедуру, и коронер со своими спутниками покинул церковь, оставив двух солдат охранять пленников. По дороге Козимо подверг сомнению один из моментов церемонии, свидетелем которой он только что стал.
— Процедура получения неприкосновенности встречается во всех христианских странах, хотя я больше знаю ее по Италии и Франции. Однако мне никогда не приходилось слышать о том, что при этом требуется состригать волосы на голове и лице.
Поскольку де Вулф придумал это только что, слова аббата не очень его удивили. Впрочем, он чувствовал, что итальянцем в данном случае движет скорее любопытство, чем подозрительность.
— Это часть процесса отречения от страны, а не получения неприкосновенности, — с мрачным видом сообщил коронер. — Англия отличается от ваших континентальных стран тем, что мы живем на острове, и поэтому отречение от страны подразумевает переезд через море. Формальности, которые сопровождают эту церемонию, отличаются от тех, что применяются в других странах, и состригание волос должно способствовать тому, чтобы еще более выделить изгнанников среди обычных людей.
Это объяснение было высосано из пальца, но, похоже, Козимо принял его в качестве еще одной странности обитателей этого сырого острова.
Позднее все, завернувшись в плащи, расселись на полу таверны, где солдаты заранее расстелили сено и сухие листья папоротника, позаимствованные в одном из амбаров. Джон тешил себя надеждой, что тамплиеры и аббат наконец успокоились, решив, что Бернара поблизости нет, поскольку, тщательно рассмотрев пятерых беглецов, они убедились, что это в самом деле местные жители.
Теперь предстояло осуществить наиболее деликатную часть плана. Когда внутреннее чувство времени подсказало коронеру, что до полуночи осталось совсем немного, он тихо поднялся и вышел на улицу — якобы по малой нужде. Подождав десять минут, он удостоверился, что его никто не хватился, и пошел вдоль берега реки в направлении Линтона. Луна ненадолго показалась в просветах между облаками, и, подходя к церкви, Джон увидел в ее свете две темные фигуры, стоявшие поддеревом. Сообщив Бланшфору шепотом, как ему следует себя вести, коронер, вместе с рыцарем и Гвином, направился к калитке, где обнаружил спавших крепким сном стражников. Гвин ткнул одного из них носком сапога, и тот вскочил на ноги, пряча виноватое лицо.
— Ну что, мне сообщить об этом констеблю и шерифу? — с притворной строгостью спросил де Вулф. — За то, что ты нарушил свой долг, они могут приказать тебя повесить.
Солдат испытывал одновременно и смущение, и облегчение от того, что коронер явно не собирался наказывать его.
— Здесь все спокойно, сэр. Они тут режут себе волосы и бороды, так крови натекло больше, чем на поле битвы!