В поисках заклятия

Сестра Джона вдруг почувствовала, что затронула тему, развивая которую, могла бы удовлетворить свое любопытство.

— Я слышала, что большинство людей, посвятивших себя Богу, рано или поздно испытывают кризис веры, — сказала она, когда они проходили по церковному двору между тисами.

Жильбер нежно положил ей на плечо руку.

— Это кризис не моей веры, а самой веры, — загадочно проговорил он.

— Не понимаю, — искренне призналась его собеседница.

— Ваш брат рассказал вам, что я рыцарь Храма, или, точнее, был им?

Ивлин озадачил этот туманный ответ.

— Да, но их вера наверняка сильнее, чем у большинства людей? Вы ведь солдаты Христа?

Де Ридфор улыбнулся, словно посмеиваясь над детской верой в сказки.

— Тамплиеры — это странный орден. Это верно, что мы стойкие защитники веры, но, возможно, мы существуем главным образом для того, чтобы защищать ее от критики и анализа.

Ивлин подняла голову и заглянула ему в лицо.

— Вы намекаете на то, что нашей вере нужна подобная защита от сомнений?

У ворот француз повернулся и посмотрел назад. Те немногие прихожане из деревенских жителей, присутствовавших на службе, беседовали со священником у дверей церкви, и никто не мог слышать разговора Ивлин с Жильбером.

— Да, и ее так защищали многие годы. Рим — это ревнивый и могущественный блюститель, не терпящий соперничества. Тысячу лет назад святой Павел оторвал христианство от его корней и пересадил в этот город. Но существовали другие ветви христианства — в Палестине, Египте и других местах. А также гностики, не принимавшие застывших доктрин Рима.

Это смутило Ивлин, не знавшую ничего другого, кроме подчинения непреклонному деспотизму церкви, и почти не представлявшую себе, что могли существовать другие взгляды.

— Вы говорите о еретиках? — почти шепотом спросила она.

Жильбер взял ее под руку, и они медленно пошли дальше, а юная служанка поплелась за ними, больше интересуясь весенними цветами на обочине, чем непонятным разговором.

— Еретиках? Это широкое и варьирующееся определение. Здесь, на этих островах, у вас была собственная ересь, когда Пелагей провозгласил свободу воли и свободу мысли для всех людей. А сейчас, особенно в южной Франции, есть катары и альбигойцы, желающие исповедывать свою веру собственным способом — что, боюсь, скоро навлечет на них гнев Рима, последствия которого будут губительны.

Ивлин ощутила трепет в груди и, подобно Томасу де Пейну, необъяснимое желание перекреститься. Неужели человек, держащий ее под руку, опасный еретик, антихрист?

Но у девушки была сильная воля, и она решила взять быка за рога.

— Какое отношение это имеет к тамплиерам — и к тому, что вы заехали так далеко, до самого Девоншира, после того как оставили орден? Я думала, что звание тамплиера — это на всю жизнь.

— Так и должно было быть, Ивлин. Но я и несколько других узрели другую истину, о которой даже мы не должны были и подозревать. Когда в начале этого века был основан наш орден, в Иерусалиме нашли нечто такое, что необходимо было скрыть любой ценой. Я не посвящен во все подробности, известные лишь Великому Магистру и нескольким кардиналам в Риме. Неизвестно, то ли именно

тамплиеры первыми обнаружили эту тайну, то ли они были поспешно организованы Сионским орденом, с тем, чтобы выяснить все подробности и затем скрыть их.

Ивлин пришла в замешательство.

— Вы утверждаете, что стали беглецом, потому что приобщились к запретному знанию?

— Именно так. И они боятся, что я и кое-кто еще поделимся своим знанием с миром.

В его глазах вспыхнул огонек, а голос слегка задрожал. На мгновение Ивлин подумала, что ее собеседник, возможно, немного не в себе.

— И как первые тамплиеры обнаружили эту тайну? И в чем она, собственно, состоит? — спросила она, обмирая от ужаса ожидания, что в ответ грянет гром небесный.

Лицо француза скривилось в гримасу боли. Его явно терзали противоречивые чувства.

— Я разрываюсь между взятым обетом повиновения и правом всех людей на свободу совести, не ограниченную слепой верой. Одна часть меня зажата в тисках строгих повелений, которые мне вбивали в голову с самого детства, и все же я вижу все больше достоинств в гностическом способе мышления — как и многие другие тамплиеры во Франции, сочувствующие катарам. Мне следовало бы набраться мужества и поведать правду всему миру. И все же я боюсь.

Ивлин начало казаться, что своими ответами Жильбер намеренно уводит ее все дальше от понимания.

— Но что же они нашли, эти первые тамплиеры? — настаивала она.

— Им отвели часть дворца, построенного на руинах храма Соломона, разрушенного римлянами во время разгрома иудеев. Несколько тамплиеров многие годы занимались раскопками в подземных коридорах. Там, по поверью, находились конюшни Ирода — и то, что они там нашли, было перевезено в условиях величайшей секретности в южную Францию. Через девять лет после основания ордена первые девять тамплиеров навсегда вернулись во Францию.

И снова ему удалось ответить ей, не сказав ничего существенного. Ивлин попробовала зайти с другой стороны: