В поисках звезд

- Я брату скажу, - разревелся тот.

- Не боюсь я твоего брата, - крикнул мальчик; сейчас он верил в то, что говорил; уцепившись за пиджак, он тряс противника. - Я никого не боюсь, никого. - Потом отпихнул Надеру, и тот побежал через двор.

Мальчик вошел в дом, разглядывая на свету окровавленные руки.

- Упал? - спросил отец.

- Нет, - сказал мальчик. - Подрался с братом Надеры.

- Из-за чего?

- Как из-за чего?

- Ты отлично меня понял. Я спрашиваю: из-за чего была драка?

- Не могу тебе сказать, - тихо ответил мальчик.

- Мне не можешь сказать?

Мальчик с умоляющим видом показал на мать:

- Не могу.

- Это другое дело, - сказал отец. - Ложись спать.

А потом, когда мальчик уже лежал, отец присел на кровать и наклонился над ним.

- Ты ему сказал, где живет Эва? - спросил он.

- Он знает, - сказал мальчик.

- А ты знаешь?

- Что, папа?

- Ты знаешь, кто Эва?

- Эва, - повторил мальчик. - Что ты хочешь сказать, папа?

- Ничего, - сказал отец. - Все в порядке. Но Надера этот… Кажется, он работает на немцев. Во всяком случае, люди так говорят. - Внезапно он встал, подошел к шкафу; вытащил оттуда рюкзак, полушубок и лыжную шапку. - Вам ничего не сделают, - сказал он. - А мне лучше на пару деньков исчезнуть. - И повернулся к матери: - Сходи к ним, скажи, что неплохо было б на несколько дней отсюда убраться. Боюсь я этих Надер. Может, я и не прав, но лучше переждать.

Мать ушла.

- Знаешь, папа, - сказал мальчик, засыпая, - Надеру этого отец, когда уходит, сажает на цепь. А раз даже запер в погребе, и Надера просидел там целых три дня. - Потом он про Надеру забыл; подумал только с сожалением, что не узнал того, о чем хотел узнать, и что Эве придется еще некоторое время подождать и выходить из дома только в сумерках. Он уже не слышал, когда вернулась мать.

- Ну что? - спросил отец.

- Не хотят уходить, - сказала мать. - Некуда, говорят, им идти. И все равно рано или поздно это должно случиться. - Она смотрела на толстые темные пальцы отца, затягивавшие шнуровку рюкзака. - Ты все-таки хочешь уйти?

- Вам я ничем не смогу помочь, - сказал он. - И не тронут они вас, я уверен. А их расстреляют.

- Неужели ничего нельзя сделать?

- Рано пока об этом говорить, - сказал отец. - Кончится война, тогда подумаем. Возможно, Бог сохранит немцев - да, конечно, он их сохранит. Я считаю, изо всех народов они особенно нужны Богу, вот он их и сохранит. Чтоб все люди знали и нутром чувствовали, как выглядит зло. Для того только, чтобы легче было выбирать добро.

- Нельзя так говорить, - сказала мать. - Если ты когда-нибудь вернешься в школу, то, надеюсь, не этому будешь учить.

- Я был плохим учителем, - сказал отец. - Но кое- чему, кажется, научился сам. Когда война окончится, я буду об этом говорить. А пока пойду их убивать и буду молить Бога, чтобы он их сохранил. Я вам дам знать. - Он закинул рюкзак на плечо, подошел к кровати и поцеловал мальчика. Потом подошел к печке, осторожно вынул один изразец и вытащил завернутый в промасленную тряпку пистолет. - Возьми завтра гипс и обмажь вокруг, - сказал.

- Иди с Богом.

- С Богом. И скажи ему, чтоб смотрел во все глаза, как их будут убивать. Пусть смотрит и учится. И пусть запомнит на всю жизнь.

Отец вышел, тихонько притворив за собою дверь. Но мальчик спал крепко и не слышал, как уходил отец. Он даже не слышал, как они подъехали к дому в четыре утра; не слышал их голосов, и как они дубасили в дверь, и как лаял пес; крепко спал, не подозревая, что они рядом, знать не зная, какой шум они подняли в четыре часа утра. Проснулся только, когда мать потрясла его за плечо, и сел в постели: отдохнувший, чуткий, как звереныш.

- Одевайся, - сказала мать.

- Сегодня ведь воскресенье, - сказал мальчик.

- Да, - сказала мать. - Потом снова ляжешь, а пока вставай.

Мальчик оделся и вышел во двор. Побежал было к машине, но мать схватила его за руку. Она стояла на крыльце старого деревянного дома и шумно дышала, а мальчик чувствовал тепло ее ладони.

- Что сейчас будет, мама? - спросил он. - Что-нибудь случилось? - Мать не ответила, и тогда он повторил еще раз: - Что-нибудь случилось?

Посмотрел на капот машины, блестящий от росы, на лежавшего с высунутым языком пса и на дула винтовок; потом негромко свистнул, и пес насторожил острые уши. Полицейский, который стоял в стороне, вышел вперед и сказал:

- Идите за нами.

- Куда вы нас ведете? - спросила мать мальчика.

- Да тут рукой подать, - сказал полицейский. - Посмотрите и вернетесь домой.

- Я пойду одна, - сказала мать. - Не нужно ребенку смотреть на такое. Вы должны меня понять.

Полицейский заколебался. Потом нехотя пробурчал:

- Приказ такой. Сказано: всем смотреть. Чтоб неповадно было.

Они пошли за полицейским и немцами. Мать продолжала держать мальчика за руку, и ему было стыдно; раз-другой он попытался высвободиться, но мать держала крепко. Мальчик жалел, что нету отца; отец бы никогда так не поступил. Самое большее, положил бы ему руку на плечо, и выглядели бы они как два приятеля, возвращающиеся с работы домой.