В походе с Фиделем. 1959

В заключение мне остается лишь сказать, что сегодня, как никогда, мы будем двигать вперед дело осуществления аграрной реформы, закона о нефтяной промышленности, закона о горнодобывающей промышленности, революционные меры по защите Кубы! Мы добьемся успехов и в реформе образования, и в перестройке университетов, и в осуществлении других мер! Революционные трибуналы — снова в действие! И если за это на нас будут клеветать — пусть, если нас будут обвинять — пусть обвиняют, если за это на нас будут нападать — пусть нападают! Мы будем решительно бороться против тех, кто пытается подавить революцию!

Вместе с народом мы клянемся: Куба победит или мы все погибнем! Сегодня, как никогда, звучат в наших сердцах слова гимна: „На бой, кубинцы! Родина гордится вами! Не страшитесь смерти, со славой погибнуть за родину — значит обрести бессмертие!“»

Когда затихли бурные аплодисменты, которыми народ ответил на вдохновенные слова Фиделя, Хуан Альмейда, взволнованный и воодушевленный, подошел к микрофону и запел гимн «Движения 26 июля», подхваченный демонстрантами. Герой Уверо[22] решительно вел за собой этот миллионноголосый хор, и над морем знамен родины величаво лились слова Гимна Кубы.

Глава XXXI НАРОД КАМАГУЭЯ ВМЕСТЕ С ФИДЕЛЕМ НАНОСИТ СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ УДАР ПРЕДАТЕЛЯМ

Когда закончилось пение Гимна, мы под бурные овации направились во дворец.

Среди товарищей, находившихся в Зеркальном зале, я увидел Хорхе Энрике Мендосу, начальника отделения Национального института аграрной реформы в провинции Камагуой. Он был одет в оливковую форму, на голове — черный берет, на котором поблескивали отличительные знаки капитана Повстанческой армии.

Так как меня всегда привлекала история, я обратился к известному диктору повстанческого радио, военному судье района Ла-Плата в Сьерра-Маэстре с просьбой рассказать о том, как был раскрыт и подавлен мятеж предателя Уберта Матоса.

Мендоса согласился удовлетворить мое любопытство, и мы перешли в свободный зал, где я услышал интереснейший рассказ очевидца тех событий.

— Матос уже давно начал свою антикоммунистическую, реакционную кампанию. Убедившись, что Матос предательски ведет себя по отношению к революции и что его выступления можно ожидать в ближайшие часы, я позвонил Фиделю из Камагуэя.

Как ты знаешь, Матос, готовя контрреволюционный заговор, решил направить Фиделю «личное» письмо с просьбой об отставке. Однако перед тем, как отослать письмо, он снял с него копии и через своих пособников разослал их людям, известным своими реакционными убеждениями, а также колеблющимся, плохо ориентирующимся в нынешней политической ситуации, с тем чтобы как можно более широкий круг людей узнал об антикоммунистической направленности данного письма. Таким образом, письмо перестало быть «личным», поскольку оно было получено офицерами гарнизона, членами провинциального руководства «Движения 26 июля», Конфедерации кубинских трудящихся, студенческими и крестьянскими организациями, членами суда, другими служащими.

С каждым часом все больше людей в провинции узнавало о заявлении об отставке. Уже 20 октября группа офицеров Повстанческой армии подала в отставку, солидаризируясь с предателем и действуя явно в провокационных целях. Почти все провинциальное руководство, в свое время назначенное Убертом, также готовилось подать в отставку и подобным образом дискредитировать Революционное правительство. Положение настолько осложнилось, что даже стали раздаваться отдельные голоса, требующие разъяснить причины отставки Матоса и определить идеологическую направленность революции, ее границы.

Вечером 20 октября, около 22.00, на площади Лас-Мерседес открылся митинг по случаю очередной годовщины со дня убийства крестьянского лидера Сабино Пупо. Митинг начался так поздно потому, что руководители движения и профцентра ожидали прибытия на него предателя. Однако Матос решил не присутствовать на митинге, пытаясь таким образом создать вокруг себя ореол «жертвы». Выступления на митинге носили очень нерешительный характер, и я предложил капитану Орестесу Валере выступить перед собравшимися и разъяспить истинную позицию революции в вопросе об аграрной реформе и по другим проблемам. Так мы и сделали. Сторонники Матоса не посмели помешать нашему выступлению.

Положение было весьма сложным, и, убежденный в том, что отставка Матоса стала общеизвестна, я после митинга вернулся домой и немедленно позвонил Фиделю, ничуть не сомневаясь в предательстве Матоса.

К телефону подошла Селия и сказала, что Главнокомандующего нет на квартире, попросив меня, однако, не выходить из дому и не занимать линию.