В поле зрения (СИ)

Дима метался по крыше в поисках пожарной лестницы или чего подобного, что помогло бы ему спуститься, но направление он выбрал неверное — путь к лестнице мы ему преградили, и плавно наступали, пододвигаясь к нему все ближе и ближе, словно к загнанному зверю. Он пятился, оставляя после себя особенно скользкий на морозе шлейф из бесцветной вязкой жидкости, обильно стекавшей с его тела.

— Нет! Не подходите! — кричал он. — Только не отдавайте меня ему!

— Спокойно, Дим, — я, как меня учили, показал свободные руки, безо всякого оружия. — Все в порядке, никто тебя не собирается никому отдавать.

— Прошу! Пожалуйста, не надо!

— Вот говно! — тихо прошипел мне Павел. — У него пистолет в руке!

Точно. Правый рукав насквозь промок от слизи и сильно вытянулся, скрывая почти всю ладонь, поэтому наружу торчал только неприметный во тьме чёрный ствол.

— Твой? — спросил я шёпотом у Паши.

— Нет, нам нельзя его вносить в камеры!

Я похлопал себя по кобуре — так и есть, это мой. Должно быть, я его обронил в потасовке, а он его подобрал. Или же вытащил тайком, как тогда, в номере. Все оборачивалось очень плохо.

— Мой, — ответил я Павлу. — Травматика.

Дверь со скрипом отворилась за нашими спинами, и, заметив, как округлились от страха глаза у Димы, я быстро повернул голову, на краткий миг взглянув на вышедшего на крышу, хотя и так уже догадался по реакции Димы. Наумов-старший, один, в несколько помятом костюме и с растрёпанными волосами. Дима тут же вскинул пистолет, направив его на своего отца.

Наумов-старший поднял руки вверх.

— Дима, сынок! — умоляюще сказал он. — Опусти, пожалуйста, пистолет.

— Я тебе НЕ СЫН! — крикнул Дима так, что у меня заложило уши.

— Дим, успокойся, — я с Пашей стали обходить его с флангов, медленно двигаясь приставными шагами.

Слишком медленно.

— Дима! — продолжал Наумов-старший отвлекать его. — Я хотел только поговорить с тобой. И все.

— ЛОЖЬ! — Дмитрий вытер слизь со лба, смахнув её на гудрон, покрывавший всю крышу. — Это все ты виноват! Ты его убил, а не я!

— Опусти пистолет, — сказал я ему. — И я клянусь, я докопаюсь до правды!

Дима рассмеялся. Громко, заливисто, истерично.

— Нет, у Вас не выйдет — он этого не позволит, — Дима ткнул пистолетом в сторону своего отца.

— Что за глупости? — возмутился Наумов-старший.

Дмитрий снова рассмеялся, затем снова вытер выступившую слизь, собрав её в ладонь.

Честно говоря, мне теперь не хотелось к нему прикасаться, я боялся, мало ли что ещё может с ним произойти. Сейчас ещё начнёт сбрасывать кожу, как в ужастиках, и вырастет у него новая, волосатая, чистая и шелковистая. И когти в довесок.

— Видите это? — воскликнул он, показывая мне ладонь. — Видите? Это он сделал!

— Не городи чепухи, Дмитрий! — отмахнулся Евгений.

— «RD-18», вот это что! Это он подсадил меня на эту наркоту! Сначала избил, связал, а затем привёз на какой-то склад, и там меня начали пичкать этой дрянью!

— У тебя рассудок помутился от горя! — продолжал Наумов-старший, давая нам время. — Я вылечу тебя, обещаю!

Но Дмитрий его не слушал, он повернулся ко мне, однако, не отводя пистолета от Евгения.

— Слизь стала проступать через месяц. Сначала немного, но потом все больше и больше. У меня постоянно болела голова, вся кожа зудела и покрылась волдырями, меня все время тошнило. А потом я сбежал! Но я уже сидел на ней, я не мог от неё отказаться, хоть и пытался!

— Дим! — я пристально посмотрел на него. — Я верю тебе. Понимаешь? Но тебе нужно успокоиться, и тогда мы вместе разберёмся со всем, да? Хорошо?

Он долго смотрел на меня, пытаясь понять, можно ли мне доверять или нет.

Я жалел его. Не знаю, слишком уж его история была похожа на бред таких же наркоманов, как и он, но мне отчаянно хотелось ему верить, ведь он стал жертвой обстоятельств. Рано потерял мать, быстро поссорился с отцом, а вскоре потерял самого близкого человека в своей жизни, уж не знаю, по своей ли вине или нет. И он в этот момент, пока Павел обходил его со спины, медленно приближаясь, он тоже пытался понять, можно ли мне доверять. Не Паше, который стал в его глазах тюремщиком, пусть и не слишком злым, даже принёсшим ему воды один раз, не уж тем более своему отцу, потерявшему доверие раз и навсегда давным-давно. Мне, которого он знал от силы часа три. Нас необъяснимо тянуло друг к другу, и я уверен, что если бы мы встретились в иное время и в ином месте, то обязательно бы стали отличными друзьями.

— Хорошо, — наконец ответил он и начал опускать пистолет.

Хлопнула дверь, чуть ли не снесённая с петель мощным ударом тяжёлого армейского ботинка.

Мы оба вздрогнули, но Дима не успел опустить пистолет. Бах!