Все эти мероприятия значительно облегчили нам в полете связь с землей. А пока, сидя в разных комнатах, мы отрабатывали прием и передачу ключом, добиваясь, с чтобы радиограммы получались достаточно краткими и в то же время содержательными. Этот тренаж позволил нам отшлифовать все шероховатости кода, изучить его настолько, что перед полетом мы его знали почти наизусть.
И вот мы снова в Кремле. В небольшом зале я увидел сидящих за столом членов правительства. В стороне за отдельным столиком сидел Сталин. Он встал, подошел к нам, радушно поздоровался.
Попросив разрешения повесить на стену карту перелета, Чкалов стал подробно рассказывать о том, какими путями можно долететь из Москвы до Петропавловска-на-Камчатке.
Нами были разработаны три варианта. Мы защищали северный вариант маршрут с выходом за Полярный круг. С одной стороны, этот маршрут был удобен тем, что пролегал в районе многочисленных радиостанций Северного морского пути, с другой стороны, выход за Полярный круг в период арктического лета избавлял нас от полета в темноте в течение двух ночей из трех.
Сталин разобрался во всех обстоятельствах каждого предложенного варианта и сказал:
- Летите из Москвы до Земли Франца-Иосифа, оттуда свернете на Северную Землю и пересечете Якутию. От Петропавловска-на-Камчатке надо вернуться на материк через Охотское море к устью реки Амур, а дальше можете продолжать путь до тех пор, пока будут благоприятные условия погоды и хватит горючего.
Когда мы стали уходить, он поинтересовался:
- Скажите по совести, как у вас там, все ли в порядке? Нет ли червяка сомнения?
Мы хором ответили, что сомнений у нас никаких нет.
Представитель Наркомата тяжелой промышленности в это время доложил Молотову проект постановления правительства об организации полета. В проекте был пункт, в котором говорилось, что управление производится с земли с помощью радиостанций: экипажу в случае надобности могут быть отданы с земли те или иные распоряжения об изменении маршрута.
Сталин, услышав об этом, заметил:
- Какое управление с земли? Надо это вычеркнуть.
Мы поняли, что нам во время полета предоставляется широкая инициатива. Вместе с этим повышалась, конечно, и наша ответственность.
Из Кремля уходили радостные, взволнованные, с твердым намерением выполнить трудный беспосадочный перелет.
К вечеру 19 июля все было готово.
Врач, наблюдавший за нами, требовал, чтобы мы укладывались спать. Подъем рано - с рассветом, в два часа. И я слышал, как мои друзья, Валерий и Георгий, посмеивались надо мной:
- Ну, Саша умеет: приказал себе - и уснул, вот характер.
Чкалов завозился на постели, потянулся за трубкой.
- Накуриться нужно, трое суток придется воздерживаться.
- Да, брат, кури, я все выбросил из крыла, ни пачки табаку, - заметил Байдуков.
- Неужели, Егор, все выбросил? Врешь, поди? Наверное, где-нибудь оставил?
- Даю слово... - клялся он.
- Ну да, ведь ты теперь наш доктор! - улыбнулся Валерий и вылез из-под одеяла.
- Знаешь, я думаю взять прокуренную трубку, будем хоть сосать - и то ладно.
До подъема оставалось два часа...
- Валериан, а как думаешь насчет полюса?
- Не разрешат, Егор.
- А если дать радиограмму с Земли Франца-Иосифа: "Просим прямо до полюса"?
- Неудобно. Но на всякий случай карты нужно иметь.
- У нас все приготовлено - и карты, и справочники, и даже расчеты к полюсу.
Чкалов сел на койке, подобрав под себя ноги.
- Пролетим по этому маршруту, экзамен выдержим, тогда уж обязательно разрешат прямо через полюс.
- А всего-то от полюса пройдем в пяти часах полета.
- Верно, почти рядом...
Утро подкрадывалось медленно, расталкивая темноту. На аэродром мы приехали раньше срока, и, когда стало совсем светло, краснокрылый гигант послушно потащился .за маленьким буксиром-тягачом. А в 2 часа 44 минуты 20 июля 1936 года тяжело перегруженный самолет АНТ-25 надолго отделился от Щелковского аэродрома и лег курсом на север.
Георгий сидел сзади Чкалова, по-детски радостно пожимая сильные плечи пилота, хвалил его за хороший взлет.
Итак, прямо на север, к острову Виктория! Какое странное спокойствие на корабле. Чкалов сидит за штурвалом, поглядывая вниз, любуясь красивыми перелесками. Георгий записывает очередную радиограмму. Я ложусь отдыхать. Словно тысячу раз летали мы в такие рейсы - все идет уверенно, гладко, без тени напряжения.
Но это обманчивая видимость. И хотя в нашем небольшом двузначном коде для связи по радио есть фраза "Все в порядке" (по коду - цифра 38), хотя Георгий и я пользуемся ею часто - почти в каждой передаче на землю, однако уже есть сигналы трудностей. При нормальной работе мотора вдруг происходит выхлоп в карбюратор. На фоне ровного гула, к которому ухо привыкает настолько, что и не замечаешь работы мотора, раздается сильный хлопок, значительно превосходящий гул мотора. Начиная с высоты 2000 метров Чкалов начал пользоваться обеднением и подогревом смеси в двигателе. После хлопка он уменьшает обеднение и подогрев и ждет. Хлопков больше нет. Чкалов постепенно доводит обогрев и обеднение смеси до предписанной нормы.