В полет сквозь годы

Надо отдать должное руководителям школы. Они стремились придать изучаемым дисциплинам научно-прикладной характер. Среди наших наставников была группа профессоров Московского государственного университета. С большим уважением мы, слушатели аэронавигационного отделения, относились к преподаванию динамики атмосферы, которую вел профессор В. Ф. Бончковский, курсу аэрологии профессора В. И. Виткевича, курсу гидрологии и океанологии профессора Бастамова. Очень интересен был курс синоптической метеорологии инженера И. И. Мархилевича, курс физики атмосферы профессора А. А. Сперанского. Мы с удовольствием посещали и университетскую обсерваторию на Пресне, где слушали лекции профессора С. Н. Блажко по астрономии.

Прошла зима. Весна 1921 года была ранняя. И в апреле нас, слушателей четвертого отделения, отправили на практику в город Клин Московской губернии, на полевой аэродром Майданово, Начальник 21-го авиационного отряда краслетнаб Н. Ф. Кудрявцев встретил нас приветливо и организовал краткое изучение самолетов «Фарман-30», которые тогда стояли на вооружении нашей армии.

Это был самолет-биплан французского производства с мотором Сальмсона в 160 лошадиных сил. Любопытно сравнить нынешние ракетоносцы с теми давними самолетами, которые мы зачастую называли просто аппаратом. Нос такого «аппарата» был в виде открытой двухместной кабины, переднее сиденье занимал наблюдатель. У него был очень хороший обзор, а за ним, несколько выше, сидел летчик. В распоряжении пилота было всего три прибора: авиационный компас, измеритель воздушной скорости с трубкой Вентури и манометр, показывавший давление масла в системе смазки двигателя. Высотомер, или, как его называли, альтиметр, в виде металлического анероида в кожаном чехле ремешком пристегивался к ноге выше колена. С большим любопытством рассматривали мы это оборудование самолета, семицилиндровый звездообразный двигатель воздушного охлаждения с толкающим винтом, который располагался позади летчика.

Как только изучение «матчасти» было закончено, командир отряда собрал нас и сказал:

— А теперь приступим к практическим полетам. Каждый получит один-два полета в качестве наблюдателя. Постарайтесь определить, как виден аэродром по отношению к городу, по каким признакам можно найти его, наблюдая с воздуха.

И вот в один из солнечных майских дней я совершил первый в жизни полет.

Аэроплан!.. Растопырив крылья, он стоял посреди поля скелетно тощий и прозрачный. Узенькие деревянные планочки и металлические трубки стянуты стальными струнами. На подкосе слева и справа по два маленьких колесика, похожих на велосипедные. Когда летчик влез на сиденье, механик отскочил в сторону, мотор затрещал, и толкающий пропеллер бешено завертелся, обращаясь в пыльный верещащий круг. Все забилось крупной дрожью. Казалось, еще мгновение — и аппарат брызнет своими осколками, винтами и гайками во все стороны. Но он поскрежетал, погудел, содрогаясь, и замер.

А потом случилось дивное: из-под хвоста повалил фиолетовый дым, самолет ужасно выстрелил и вперевалку, по-птичьи, побежал по земле. Когда колеса его отдернулись от земли, весь он, колыхаясь, утробно урча, роя воздух, начал плавно, с натугой возноситься, уходить в небо. Все вокруг было видно как на ладони, и я с интересом наблюдал: вот речка тянется к городу, вот дорога к нашему аэродрому…

Аэроплан делал плавные круги, круто уходил ввысь, там вдруг, как живой, перекидывался на тот или другой бок. Пятнадцать минут летала дивная машина. Потом ринулась носом вниз, уже не треща, но, почихивая, пролетела, потрепыхалась над самой землей и вот побежала на лапах — хвост еще был в воздухе. И только потом остановилась, фыркнула и перестала мотать пропеллером.

Восторгу от полета не было границ. Что там говорить, аэроплан — не тачанка!.. И хотя в небе все показалось мне так просто и ясно, простота эта была только кажущейся.

На следующий же день один из самолетов на посадке по какой-то причине подпрыгнул, затем вторично коснулся земли и, грохочущий, крылатый, встал на нос. Летчик, как нам объяснили, «сделал козла». К аэроплану подбежали люди, ухватились за ферму и опустили хвост в нормальное положение. Кабина оказалась целой, а ферма погнулась. Вот и простота!..

Вернувшись с практики, мы сдали экзамены, и нам торжественно вручили аттестаты военных аэронавигаторов. Однако светлые мои надежды служить в строевой авиации рухнули. Меня назначили техником-лаборантом школы, которая опять перебралась на новое место — на Таганку, в Дурной переулок. И вскоре туда прибыли слушатели очередного набора. В основном фронтовики — люди способные, энергичные, полные энтузиазма. Программу для них расширили — срок обучения стал два года. Значительно увеличился курс высшей математики, физики. По моей специальности лекций пока не было, и, узнав, что в Петровской сельскохозяйственной академии есть лесной факультет, я решил продолжить свое высшее образование. В школе мне пошли навстречу, а в академии меня приняли сразу на второй курс — в порядке перевода из Петроградского лесного института.