В полет сквозь годы

Помимо решения задач слушатели получали немало других заданий, которые не обходились без наших консультаций по вечерам после классных занятий. В один из таких вечеров ко мне обратился Герой Советского Союза Сигизмунд Александрович Леваневский. Его, помню, интересовал вопрос: как же все-таки действовать летчику, если магнитный компас не работает?

— Я думаю, что заданное направление полета даже над льдами можно выдержать по наблюдению ледовой поверхности, — излагал он. — Поверхность эта неоднородная. В ней есть характерные трещины, полыньи, разводья, много торосов. Надо только в начале пути заметить верное направление по створу двух трещин, наблюдаемых из кабины летчика, а затем продолжать створ на какой-либо новый заметный ориентир. Так можно лететь без компаса продолжительное время.

Какое это продолжительное время, Леваневский обосновать не мог, и я постарался подробно разобрать несостоятельность предлагаемого метода самолетовождения, его ненадежность, вероятные ошибки. Кроме того, рассказал о возможности применения на самолете так называемого «солнечного компаса».

На кафедре у нас хранился экземпляр этого прибора, изготовленного фирмой Герц для экспедиции Амундсена. Он тогда использовался в полете к Северному полюсу, и я объяснил Леваневскому устройство «солнечного компаса».

Разговорились. Сигизмунд Александрович летал в Арктике уже несколько лет и со знанием дела рассуждал о перспективах Северного морского пути, Сибири. Он припомнил, как со штурманом В. И. Левченко отыскали однажды пропавшего американского летчика Джеймса Маттерна.

— Когда он совершал свой кругосветный полет? — удивился я.

— Именно так. От Берлина с посадками пилот добрался до Хабаровска. Затем вылетел в направлении Аляски и как в воду канул. Трудно нам было, но мы нашли Маттерна в Анадыре и доставили на Аляску…

Произошло это во время перегонки Леваневским самолета «Дарнье-Валь» из Севастополя на Чукотку. На летающей лодке над сушей, как говорится, «от воды до воды», — предприятие, конечно, рискованное. Но Сигизмунд Александрович хорошо отозвался о машине, напомнил, что еще Амундсен использовал ее для полета к Северному полюсу, и вдруг заявил:

— Но я хочу предложить самолет Туполева — АНТ-25. Его испытывал Громов и по замкнутому маршруту пролетел более двенадцати тысяч километров. Надо приспособить его для полетов в Арктике да махнуть из Москвы до Сан-Франциско через Северный полюс!..

Меня поразила эта смелая мысль.

— Руководство к полету относится с большим интересом, — продолжал Леваневский. — И я теперь занят подбором экипажа. Не примите ли участие в качестве основного или запасного штурмана?

Предложение для меня было совершенно неожиданным. Леваневский говорил о трудностях полета в районе географического и магнитного полюсов. Меня это, безусловно, заинтересовало, и я согласился.

— Да, вот еще, чуть не забыл, — снова обратился ко мне Сигизмунд Александрович. — В состав экипажа нужен летчик с отличной техникой пилотирования, умеющий летать вслепую. Нет ли кого на примете?

Я припомнил полет в Европу и тотчас же предложил Георгия Байдукова.

— Байдуков сейчас слушатель первого курса инженерного факультета академии. Я вам дам его домашний адрес.

Леваневский поблагодарил, и мы расстались.

А через два месяца в академию пришло решение правительства об организации перелета через Северный полюс. Я был включен в состав экипажа вторым штурманом. Георгий Филиппович Байдуков — вторым летчиком. Об этом нам сообщил наш новый начальник академии комкор А. И. Тодорский. Мне показалось, что он не очень-то был доволен всем происходящим, и я доложил ему свои соображения о перелете, который, на мой взгляд, мог содействовать укреплению престижа кафедры.

— Ну хорошо, Беляков, сдавайте ваши группы другим преподавателям и отправляйтесь в распоряжение Леваневского, — смягчившись, заключил Тодорский…

Вспоминается первая встреча с комкором Тодорским. Высокого роста, плотно сбитый, он собрал нас, преподавателей академии, для знакомства и, приветливо улыбнувшись, представился.

Родился в селе Тухани, Весьегонского уезда, Тверской губернии. Учился в духовной семинарии — так получилось, потому что отец был дьякон, а детей священнослужителей определяли по духовной линии. Потом перешел на высшие коммерческие курсы в Петербурге. Когда грянула первая мировая, отправился добровольцем на фронт. Так всю войну и пробыл в 24-м Сибирском стрелковом полку — младшим офицером, начальником саперной команды, командиром роты, командиром батальона.

Два ранения, шесть боевых орденов остались у комбата в память о войне. Когда свершилась Февральская революция, его избрали председателем полкового комитета, а в ноябре 1917 года по решению Военно-революционного комитета командиром 5-го Сибирского корпуса.

После демобилизации армии Александр Иванович вернулся в родной Весьегонск. Исполком поручил ему организовать издание газеты, и здесь открывается страничка истории, о которой начальник нашей академии охотно и с душевной теплотой рассказывал нам не один раз.