В полярной ночи

— Скажите, — спросил Сильченко, — во время вчерашней поездки с Дебревым вы не говорили об этом? Я имею в виду жену и случай на фронте.

— Нет, — ответил Седюк. — Об этом он меня не спрашивал.

Сильченко проговорил ровно, словно речь шла о самых обычных делах:

— И не говорите пока. Я сам ему скажу, когда придет время. От Сильченко Седюк прошел в проектный отдел. Хотя рабочий день давно кончился, большинство проектантов было на местах. Седюк сел за свой стол и пододвинул чертежи. Но работа шла плохо — он думал о беседе с Сильченко. Эта беседа взволновала его. Он сам старался не вспоминать о скверном происшествии во время эвакуации, расспросы Сильченко были ему тяжелы. Как все это нехорошо получилось — сначала разговор с Караматиной, которая, оказывается, знает Марию и его самого и, вероятно, еще не раз будет допытываться, как и что, потом вопросы Сильченко… Ну ладно, Караматину можно будет одернуть, это просто. В следующий раз он не станет увиливать, а прямо скажет ей: «Знаете, прошу меня не расспрашивать». Сильченко одернуть труднее — он имеет право знакомиться с биографией своих работников. И что это значит: «С Дебревым пока не говорите»? Будет настраивать Дебрева против него? «А, черт! — сердито прикрикнул на себя Седюк. — У тебя дело, расчеты, занимайся расчетами, а не пустой психологией!»

Через час Седюк положил Телехову на стол подробный план реконструкции опытного цеха и список первоочередных исследований. Телехов, читая, одобрительно кивал головой. Ему так понравилось предложение Седюка, что он сам докладывал его Караматину.

— Прежде всего нужно будет уговорить Дебрева, — сказал Караматин. — Завтра утром я скажу ему о вашем проекте. Если Дебрев оформит его приказом, Лесину некуда будет деться. Иначе он и слушать не захочет о строительстве опытного цеха.

И, улыбнувшись Седюку — улыбка казалась на его лице неожиданной и странной, — Караматин добавил:

— По-моему, предложение ценное. Оно решит многие наши затруднения. Поверьте, мы не хуже вас понимаем, как слабо обоснованы некоторые предположения и расчеты проекта.

17

Поздно вечером в проектный отдел пришел Назаров.

— Очень важное совещание провел нынче Дебрев, не обычная наша болтовня, — сказал он с воодушевлением. — Вот сейчас я верю, что строители добьются перелома. Помнишь вчерашнюю речь Лесина? Картина безрадостная! Сегодня Лесин выступил с целой новой программой работ — производительность труда, по подсчетам нормировщиков, повысится процентов на сорок-пятьдесят.

— Да, повысится производительность ручного труда, — с досадой возразил Седюк. — Беда в том, что этот ручной труд сам по себе непроизводителен, сколько его ни повышай, он не решит проблемы быстрого строительства. Нужно пустить на планировку экскаваторы.

— И об этом говорили, — возразил Назаров. — На площадке утром разложили гигантский костер, пошла на него целая платформа угля. Мы все ходили вечером смотреть — оттаяло на семь десятых, вероятно, и восемь натянет, можно пускать экскаватор.

— Ты думаешь, фронта работ в глубину ему хватит? — усомнился Седюк.

Назаров пожал плечами.

— Строители говорят — маловато, полной производительности не даст. Однако дело пойдет быстрее. Кстати, верно, что вы с Дебревым и Лесиным ездили по нашей площадке вчера ночью?

— Ездили.

— Ходят слухи, что Дебрев там при всех смешал Лесина с грязью и ты к этому делу руку приложил.

— Рукой не шевельнул, а уши прикладывал, и даже с удовольствием. Дебрев был прав, хотя и выражался грубо.

— Ну вот, видишь. Ты многого тут не знаешь. Жаль, меня не захватили, когда ехали, я бы внес ясность. Лесин — порядочный человек, и все, что возможно, он делает. Ляпсусы неизбежны во всяком крупном деле, но зачем казнить за них человека? После вашей вчерашней поездки пошли слухи, что Лесина снимают. Я тебе скажу так: мы с тобой, как руководители медеплавильного завода, в увольнении Лесина не заинтересованы. Посадят другого человека — он в спешке наверняка начнет портачить, а у Лесина это немыслимо. Пойми, нас же бить будут, если что построят плохо.

Седюк слушал Назарова с возрастающим раздражением. Все, что говорил Назаров, было верно, он, как и Седюк, заботился о будущей работе завода, было понятно, что он много думает об этом и тревожится. Но от его гладких фраз исходило такое равнодушие к существу дела и такая забота о себе, о своем авторитете, о своем благополучии, что Седюку стало тошно. Он сказал, не сдерживаясь:

— Знаешь, Николай Петрович, агитировать меня за Лесина не нужно. Если я правильно понял, Дебрев собирается влепить Лесину строгача за нераспорядительность, но о снятии с работы речи нет.