Блюда не отличались изысканностью, но были исключительно натуральными. В изобилии было мясо в нескольких вариациях. Водки взяли три ящика. Вина не покупали принципиально, некому его было пить. Обычно на день розыска почетной гостьей приглашали начальницу следственного управления Лаврову Людмилу Гавриловну, но сейчас она была в отпуске, в санатории отдыхала.
В стаканы разливали по-крупному, по сто. Рюмки полагались только почетным гостям да руководителям.
Первый тост провозгласил как полагается начальник УВД. По сути, он продублировал сказанное на «торжественном» с трибуны. Добавив еще пожелание из области фантастики про то, чтобы государство наконец по достоинству начало оценивать тяжкий труд розыскников.
Выпили дружно. Коллектив подобрался для этого подходящий, исключительно мужской. Истово навалились на закуску.
Однако ненадолго. Сомов громогласно провозгласил, что между первой и второй шальная пуля не должна пролететь.
Со стаканом в руке поднялся Птицын. Встал он неожиданно для самого себя резко, не рассчитав. Отчего водка едва через край не выплеснулась.
«Товарищи, – хотел сказать он, – давайте выпьем за удачу.
Сыщику без удачи никак не обойтись. И ещё за справедливость!
И ещё чтобы нашего Андрюшку Рязанцева эти козлы скорее отпустили. Уже завтра!»
Всего этого подполковник не сказал, потому что был практически трезв. Он казённо пожелал присутствующим роста профессионального мастерства и призвал равняться на ветеранов.
Сидевшие кучно ветераны сыска, человек пять, – те самые, с которых начальством было велено брать пример, – потянулись со стаканами. Все пятеро не пропускали ни одного милицейского празднества. Бывший начальник УР Родимов, и раньше уважавший винцо, уже заметно поплыл.
«А многие после выхода на пенсию носа в отдел не кажут! С обидой шли на гражданку…»
Птицын выпил опять до дна. Тяжело перевел дух, зажевал солёным огурцом. Переложил из салатницы в тарелку грудку «оливье».
Хозяева и гости налегли на разносолы. Молодые здоровые мужики… Почти у всех с утра маковой росины во рту не было, без обеда… По залу шёл гул, то и дело перебиваемый бодрой ржачкой. Водка сделала свое дело, у всех без исключения подпруги поотпустило. Острота темы с арестованным Рязанцевым притупилась. Даже на поминках люди после второй-третьей рюмки начинают гомонить, оживляются. Поэтому поминки не делают долгими.
Со стен непривычным гостям удивлялись герои мультфильмов старых добрых советских времен. Крокодил Гена, похожий на Шерлока Холмса короткой трубкой и голосом Василия Ливанова, старуха Шапокляк под стильной вуалькой, увалень Винни Пух и кореш его – Пятачок…
Розенбаума по инициативе молодежи сменили на более современного Круга.
Громкая музыка мешала разговаривать. Сколько ни приструнивал Птицын стажёра, назначенного диск-жокеем, чтобы сделал тот потише, через минуту хриплый баритон шансонье и ботанье клавишных вновь всё перекрывали.
Тосты сыпались один за другим. Искусных ораторов не находилось, говорили большей частью коряво, казенные термины с жаргоном мешали, но всем нравилось. Тема потому что была родной. Рабочие дни без краев, суточные дежурства, когда день с ночью путается, муторная работа по преступлению, квартирные обходы, разговоры об одном и том же с людьми, в большинстве своём не желающими рассказывать правду, завышенные претензии потерпевших, понимающих работу милиции по детективам и сериалам типа «Улиц разбитых фонарей»…
– А чего тебе «Улицы разбитых фонарей» не по нраву? – перебил философию Птицына Сомов. – Я те, Львович, так скажу…
После этого сериала слово «мент» перестало быть оскорбительным. Много там правдивого… Потому что написал книжки эти человек понимающий, опер по жизни… Как же его фамилия? Да бли-ин, смешная такая… В «Кавээне» ещё такой есть… ну пингвин, под потолком летает…
– Кивинов, – подсказал Птицын.
– Во, я и говорю – Кивинов! – Полковник поскрёб грудь через широко распахнутый ворот рубашки.
– Евгений Н-николаич, – улыбаясь белозубо, влез в подслушанный разговор старший группы по раскрытию убийств Сутулов, – а у м-меня к-к…книга с а-автографом Кивинова есть… Я, э-это самое, вс…встречался с ним, к-когда в П-питер за убийцей ездил, за Дё…Д-дёмкиным!
Начальник розыска Борзов снимал происходящее на подаренную спонсором Савельевым видеокамеру. Обходил выстроенные «глаголем» столы, приговаривая:
– На память… на добрую память… В музей боевой славы…
Иногда сбивался с темы и говорил:
– Компромат… Компромат…
По маршруту движения ему подносили, он не отказывался.
Когда майор с грохотом уронил лавку на дальнем конце, и там зазвенели посыпавшиеся вилки, хрустнуло раздавленное стекло, Птицын велел отобрать у него камеру от греха подальше.
– Сан Саныч, передохни!