В понедельник я убит...

— Держи так, Никита. Продержись до скорой, очень тебя прошу. А мне надо сваливать, прости. Менты наверняка раньше подъедут. Меня они могут просто пристрелить, без разговоров. А мне еще с Кареном надо посчитаться. И я Ульянке слово дал. Прости меня, дружище. Был момент, когда я плохо о тебе подумал. Держись…

Никита в знак согласия прикрыл глаза. Я осторожно вынул из его кармана диск. Ни к чему оставлять. До Карена это вполне может дойти, неизвестно, кто приедет за Никитой. А у меня будет козырь, с которым можно торговаться, случись такая необходимость…

Пройдя до кустов, я подхватил пакет с покупками, бросил на Никиту прощальный взгляд, и зашагал прочь от злополучной водокачки. Идти придется все так же пешим. Брать машину Никиты я не рискнул. Если брошу на трассе, сам и укажу место, где меня искать…

До избушки я добрался часа через полтора. Увлекшись своим невеселыми размышлизмами, я сбился с пути, и сделал солидный крюк. Добравшись, наконец, вошел внутрь, бросил пакет с покупками на табурет возле стола, вытянул из него бутылку коньяка, и по-скотски вылакал сразу граммов сто пятьдесят, прямо из горлышка. Подействовало. Мозги прочистило основательно, и соображать я стал более продуктивно.

Итак. Что мы имеем в сухом остатке? Я имею убойнейший компромат на Карена. И могу слить его органам защиты правопорядка от граждан на счет "раз". Но… Каким образом? Единственный человек, которому я верил — Никита. А он сейчас, дай Бог, лежит на операционном столе. Хорошо бы выжил. Теперь без его помощи мне будет очень сложно. Никита, скорее всего, будет без сознания ближайшие сутки — двое. Подстрелен он из "Беретты" которая незаконно оказалась у меня в руках. Вывод напрашивается сам собой: стрелял я, злодей и беглый преступник. Правда, толковый следак первым делом задаст себе вопрос: почему старший опер Земсков застрелен из табельного "Макарова" майора Северенко, раненого подозреваемым Полетаевым? Но ведь объяснения этому он может найти разные! Например, что Земскова из пистолета Никиты убил я, а потом вложил его в руку раненого Никиты, предварительно стерев свои пальчики. Такова уж логика следователей, когда речь идет о потенциальном убийце…

Пожалуй, единственный, кто мне может теперь помочь, это Андрюха Гущин. Мой бывший оператор, добрый приятель и надежный малый, несмотря на все свое раздолбайство. С этого и следует начать…

Скачав с диска видеофайл, я отправил его Андрюхе по почте. Следом послал эсэмэску на его мобильник. Но ответа так и не дождался. Видно у этого прохиндея, как обычно, разряжен аккумулятор мобильника. Тогда я решил для пояснений отправить еще видеозапись со своими комментариями. Авось он посмотрит почту вовремя, чем и спасет меня. Авось. Если нет — мне кранты. Рано или поздно Карен меня вычислит…

Положив на стол кухонный шкафчик, задней стенкой вверх, я умостил на нем камеру, настроил фокус на стул, напротив стола, сел на тот же стул и наговорил в камеру:

— Андрюха, надеюсь, ты посмотришь почту вовремя, и это мне поможет. Я не могу больше никому доверять, только тебе старый разбойник. Меня крепко зажали, Андрюха. Если ты время просмотришь эту запись, возможно, еще сумеешь мне помочь…

Закончив, я убрал камеру, повесил шкафчик на место, и приготовил себе роскошный, для моих условий, обед. Под который славно выпил еще граммов двести коньяка с ликером. И тут же почувствовал зверскую усталость и полное отвращение к жизни. Так тоскливо стало на душе… Ужасно захотелось к Ульянке. Обнять ее, прижаться к ее гибкому и податливому телу, вдохнуть запах ее пушистых волос, всегда пахнущих луговыми цветами и солнцем…

Прав был дальнобойщик Дамир. Дурак я. Только теряя, только находясь на грани, мы начинаем по-настоящему ценить то, что нам действительно дорого в этой жизни. Как только увижу Ульянку, первым делом скажу ей…

На этом я и отключился, кутаясь в старенький плед на узкой кровати…

Проснулся я, пожалуй, часа через два, как от толчка. Солнце уже опустилось достаточно низко, побагровело, и в окно заглядывало краешком, оставляя темно-оранжевые полоски на широких половицах. На душе по-прежнему было пасмурно и тревожно. Сев на кровати, я встряхнулся, прислушался к внутреннему голосу, и ровным счетом ничего не услышал. Голос еще спал. В отличие от меня. Потому что я проснулся мгновенно, услышав невдалеке шум моторов. Который почти тут же пропал. Зато взамен донеслись звуки голосов, еще далекие и неразборчивые. Конечно, это мог быть кто угодно. Но мне почему-то показалось, что Боженька приготовил для меня очередное испытание.

"Вопрос: "Зачем и почему?"

Оставим без внимания.

Мудрец сказал: "Господь дает

По силам испытания"…"***

Остается только уповать на правоту мудреца…

Рванувшись с кровати, я подкрался к окну, и осторожно выглянул. И похолодел. Метрах в пятидесяти, на просеке, ведущей к трассе, стояли два джипа. А возле них отчаянно жестикулировал давешний абориген со станции, которого я любезно опохмелил. Стоявший рядом с ним Карен кивал головой и благожелательно улыбался.