Тяжелое неясное чувство вины… Егор не мог понять, в чем виноват… Недовольный ее тон, хоть и мимолетный, почти неуловимый, усилил болезненное волнение, предчувствие чего-то нависшего, угрожающего…
На бархатной скатерти круглого стола знакомая вазочка: Флора, сеющая фарфоровые цветы. Комнатный сумрак пропитан застарелым запахом табака, которого раньше не было…
Егор все не может понять, почему ж Ляля так изменилась… Он чувствует, что пришел не вовремя, чем-то нарушил ее распорядок, и это тоже непонятно, странно. Она сказала «в такую рань», а ведь уже третий час дня… И этот запах — как в вагоне…
Она вошла… Совсем другое лицо, и никакой вялости. Как всегда, смугло-матовое. И все ж не такое, как прежде, непохожее, уже не светящееся в сумраке…
Может, это из-за платья показалась она непохожей… Егор никогда у нее не видел такого платья. Темно-коричневый, под цвет волос и глаз, бархат как-то особенно оттенял кожу. С ней будто произошло чудо.
Она тотчас заметила впечатление, улыбнулась обрадованно и рассеянно, незнакомым движением села на кушетку (Егор лишь тогда увидел эту кушетку, прикрытую ковром, она будто волшебством возникла из полутьмы).
Платье так коротко, что ноги открылись много выше колен, были они округлы, крупны совсем по-женски. И это тоже тревожило, удивляло. Егор помнил все еще ее девчоночьи ноги там, на даче, в довоенном году, а от прошлой зимы остались в памяти валенки, жакетка потертая…
Ляля пересыпала что-то из ладони в ладонь и рассеянно расспрашивала Егора. Узнав, что он окончил школу, почему-то опечалилась, или ему так показалось… Как всегда, она не долго его слушала и стала рассказывать о себе. И тут Егор почувствовал, что с трудом ее понимает, так странны были ее слова.
Школу она пока оставила… Решила — успеет еще окончить, ученье никуда не уйдет… Она поняла другое, самое главное… Поняла, что восемнадцать лет никогда назад не вернешь, и поэтому нельзя терять ни одного дня — вот что она поняла…
И тут отдаленно, намекнув на «известное тебе лицо», стала объяснять, как сумела отыскать ход к интересной жизни, к совершенно необыкновенной, захватывающей жизни… Егор не сразу, но все ж понял, что говорит она о Женьке, хоть и не называет его… Стала жить весело, не заботясь о будущем, позабыв про школу, про уроки… И это замечательно… Как раньше до этого не додумалась — только за то себя ругает, о том единственно и печалится, больше ни о чем…
Папа с мамой уехали в освобожденные районы восстанавливать фабрику, и она сделалась самостоятельной, совсем свободной и независимой от нравоучений.
Увлеклась боксом и футболом. Никогда раньше не думала, что это так интересно, так захватывает… Это ж свой мир — бокс и футбол…
Странно звучали самые слова «бокс», «футбол»… Егор вспомнил смутно, что до войны тоже увлекался футболом и очень хотел попасть на бокс… Но это так давно было, почти забылось все, до того давно… Неужто и сейчас есть бокс и футбол?.. И кто ж играет? Ведь игроки должны быть здоровы и молоды, а все молодые и здоровые на фронте… Кто же в тылу может играть в футбол? Как же смотреть на тех, кто в тылу играет в футбол?..
Боже, да она совсем не об этом… Конечно, там все молодые и здоровые! Не на фронте, так у них броня — значатся на оборонных предприятиях. Неужели это не ясно, Егорушка? Да и не об этом разговор…
Самое интересное не на стадионе и не на ринге, хотя там праздник, борьба страстей… Самое интересное «до» и «после». Это как раз то, чего Егор не знает… Да что Егор! Вообще мало кто себе представляет.
Она познакомилась с н а с т о я щ и м и любителями и ценителями, которые знакомят ее со спортсменами и по воле которых судьба этих спортсменов по-разному поворачивается, потому что ценители эти п р о д в и г а ю т, в ы д в и г а ю т и о т о д в и г а ю т… И страсти тут кипят и бушуют еще сильней, чем на стадионе.
Началось все с бокса… Бокс — это аристократично. Собирается весь свет и весь цвет — из посольств, миссий, представительств… Совсем другой мир, Егорушка! Туда попадаешь как в сказку… После матча, например, — ужин в ресторане. Тебя приглашает боксер или дядя, у которого литер со скидкой в ресторанах… Выбирает угощение, разумеется, дама. Чего только нет в меню! Попробуешь такого, чего и до войны не снилось!
Ах, Егорушка, помнишь коржики из картофельных очисток? А картофельный торт? Торт! Ха-ха-ха… Не верится, что это было зимой!
Ну что ты так смотришь? Полюбуйся, какое платье. Это самое скромное. Кроме — еще полдюжины. А к бархату разве не подойдет вот это?..
Она перестала пересыпать из руки в руку, из ее кулачка потекла золотая цепочка, протянувшаяся до пола. Ляля ловко ее подхватила и надела. С темным бархатом и вправду было очень красиво.
Егор отрешенно смотрел и понимал, что красиво, но виделось все будто на экране, где-то в нереальности…
Ляля поднялась, покружилась у стола, очень довольная ошарашенным его видом.