В последние дни (Эсхатологическая фантазия)

На утро Яни простился с Вади Руми и двинулся в Иерусалим вместе с Францем, которому пора было возвращаться к семье.

XIV

Яни рассчитывал найти в лагере противников некоторую обескураженность, под влиянием чудесного воскресения пророков и разрушения города землетрясением. Но Антиох боролся с изумительной энергией, стараясь поднять дух своих приверженцев. С утра до ночи по городу шли смертные казни участников восстания. Воскресение пророков было объявлено простым чародейством. «Пусть они идут на небеса, — говорилось в правительственном воззвании. — Мы сумеем и там достать их». В доказательство этого Аполлоний проделывал удивительные чудеса. При громадном стечении народа, на площади, он также поднялся на воздух без всяких видимых механических приспособлений. Это, конечно, производило сильнейшее впечатление и значительно рассеивало ужас, возбужденный воскресением Ильи и Эноха. Между христианами иные говорили, правда, что Аполлония вознесла наверх куча бесовских духов, но другие замечали, что если бесовские духи могут делать то же самое, что и ангелы, то, в конце концов, неизвестно, кто сильнее… Что касается землетрясения, то следственная комиссия, по приказанию Антиоха, утверждала, будто бы это были взрывы, произведенные христианскими заговорщиками. Декреты, провозглашенные Антиохом в день его обожествления, были опубликованы и расклеены по городу. Отныне христианин становился государственным преступником по тому самому, что он христианин. Приходилось или отрекаться от Христа, или готовиться к гибели, и перед такой дилеммой сердца многих в трепете колебались.

Семья Франца — жена, двое сыновей и дочь — были чехи-католики. Яни и Франц застали в этой бедной, подвальной квартире целое маленькое собрание. Одни приходили, другие уходили, все перепуганные, забегали справиться о новостях, о родине и друзьях. Тут же сидел пастор Викентий, теперь, впрочем, епископ: Папа Петр посвятил его перед самым арестом своим. С Яни они были уже знакомы.

— Сохранились ли у Вас друзья в Тампле? — спросил он.

Яни отвечал, что вряд ли, кроме, может быть, Гуго Клермона, честного французского офицера, случайно записавшегося в тамплиеры. Они были друзьями, и Яни, озабоченный судьбой Эдуарда Осборна и двух первосвятителей, рассчитывал отыскать его и узнать его настроение. Викентий заметил, что он спрашивает, думая именно о Папе. Дела самих иезуитов плохи. Многие арестованы, а иные, хотя притворно отрекаются от христианства, все-таки принуждены сидеть в бездействии.

Между тем необходимо что-нибудь сделать для спасения Папы, который вместе с Патриархом Василием сидит в тайниках Тампля. Сам Викентий, по-видимому, вне подозрений и думал зайти к Гроссмейстеру под предлогом передачи ему пожертвований, будто бы собранных им.

— К сожалению, приходится поддерживать дух народа и каждую минуту рисковать обнаружить себя.

— А каково настроение христиан?

— Плохое. Посмотрите, как много отступников из страха смерти. Но ренегатство по страху еще не так важно: тут нет внутренней измены. Гораздо хуже то, что у многих является действительное сомнение в Христе, мысль, что Антиох не самозванец и что Люцифер — действительно владыка мира. Для множества людей — истина веры измеривается чудом, а чудеса Аполлония — поразительны. Для многих людей — правда там, где сила. А Господь не посылает нам видимой материальной помощи. И вот является искреннее ренегатство. Это самое ужасное. Мне кажется, что несколько неудач Антиоха могли бы лучше, чем всякие проповеди, образумить народ.

Этот ход мысли был совершенно в духе Яни.

— Вот и я тоже думаю, — сказал он, — что необходимо бороться. Иначе как же иметь удачи?

— Если бы, например, хоть освободить Святого Отца, — заметил иезуит.

Яни рассказал, что и Валентин тоже имеет мысль об освобождении первосвятителей, и они порешили с Викентием начать подготовку. Но Яни открыл ему и другой свой проект: собирать новую армию против Антиоха, по провинции. О третьей своей мечте он уже умолчал. У него назревала мысль — убить Антиоха. Но это казалось так неисполнимо практически, что он решил до поры до времени помалкивать.

Яни спросил Викентия, не возьмется ли он передать де Клермону записку? Но тот справедливо ответил, что это значило бы разоблачить свои сношения с Клефтом, а этого делать немыслимо, не зная, как Гуго сам относится теперь к нему.

Итак, Яни приходилось самому изыскивать способы войти в сношения с бывшим приятелем. Но предварительно нужно было найти себе помещение. У Франца было слишком людно. У Викентия тоже не было подходящего места. Клефт решил поискать квартиру у какого-нибудь еврея, как наиболее безопасную, и отправился к Августину, чтобы через него вызвать Марка.