Сидни на минуту просветлел, но затем его лицо снова приобрело отрешенное выражение — вероятно, он был занят сочинением своей новой поэмы. Нет, Сидни никогда не заметит взглядов графа, и если он не начнет действовать в самое ближайшее время, то мама может осуществить свои угрозы. Кэтрин решительно расправила плечи:
— Я хотела бы посетить твои чтения в Аргайл-Румз и в следующем месяце.
Сидни недоуменно заморгал:
— Так в чем проблема?
— У нас не хватит денег оставаться в Лондоне так долго. Если, конечно, что-то не изменится в нашем положении. — Трудно было придумать более прозрачный намек.
Нахмурившись, Сидни бросил взгляд на мать Кэтрин:
— Ты не можешь тронуть деньги, которые тебе оставил твой дедушка? Ты не разговаривала с солиситором?
— Он говорит, что воля деда неизменна. Я не могу получить доступа к моему состоянию до тех пор, пока не выйду замуж. — «Именно поэтому мама столь настойчиво требует от меня принять решение».
— Дьявольски неразумно со стороны твоего дедушки. Кэтрин же подумала, что решение дедушки было как раз очень разумным. Если учесть страсть папы к сомнительным торговым операциям и любовь мамы жить на широкую ногу, деньги разошлись бы в течение нескольких недель. Дедушка не ожидал, что Кэтрин столь долго не выйдет замуж. Или что его зять умрет столь молодым и оставит их с большими долгами.
Сидни покружил Кэтрин под хрустальными канделябрами, украшенными ветками цветущей вишни.
— Вероятно, мне следует поговорить с мамой относительно того, чтобы пригласить тебя пожить в нашем доме.
— Нет, мы не можем навязываться. — Кэтрин представила себе, как мама, вышагивая по городскому дому Сидни, подсчитывает стоимость меблировки. Неделя пребывания с ее мамой наверняка вынудит его отказаться от договора. — И потом, это может показаться неприличным.
— Верно, — согласился Сидни. Судя по всему, для него проблема была уже решена. — На тебе сегодня очень необычное платье.
Совершенно очевидно, что он меняет тему разговора, но по крайней мере обратил внимание на выбранный Кэтрин наряд.
— Тебе нравится?
— Интересный цвет. Кэтрин судорожно сглотнула:
— Я полагала, что красный цвет подойдет для ежегодного бала цветущей вишни леди Дженнер.
— Цветы вишни белого цвета.
— Да, но плоды вишни красные.
— Что ж, твое платье определенно красного цвета. Этот оттенок очень…
Привлекателен? Пикантен?
— Дерзок, — закончил фразу Сидни. — Да, в общем, ты всегда демонстрируешь дерзкие платья.
Дерзость не очень приветствовалась Сидни:
— Тебе оно не понравилось, — пробормотала Кэтрин.
— Я этого не говорил. Я подумал, что этот цвет будет великолепно подходить для моей героини Серены в «Прекрасной куртизанке».
Кэтрин удивленно посмотрела на Сидни:
— Куртизанки? Девушки настолько ослепительной, что она способна смутить короля?
Сидни растерянно посмотрел на нее:
— О нет… Я не это имел в виду… Я лишь подразумевал…
— Что волосы у Серены такие же рыжие, как и у меня? — Кэтрин чувствовала себя все более уязвленной. — Значит, ты считаешь меня несдержанной и…
— Нет, нет, речь идет всего лишь о твоем платье! — Сидни побледнел. — Только о цвете платья. Проклятие, Кит, ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Оно ярко-красное, разве не так? И с этим золотистым шарфом… одним словом, оно привлекает внимание. Особенно когда ты носишь его с этим украшением в эмалированной оправе.
— Я не могу себе позволить натуральные драгоценности, Сидни. По крайней мере до того момента, когда мы поженимся.
Сидни проигнорировал намек.
— Но молодые незамужние леди обычно не одеваются так броско. Они носят жемчужные украшения и белые платья…
— При моей фигуре и с моими волосами это сделает меня похожей на свечку. У моих волос яркий, или, как ты это называешь — дерзкий, оттенок, и если по этой причине я более заметна, то должна дать возможность людям на что-то посмотреть.
— Ты можешь попробовать надеть шляпу, — предложил Сидни. — Я слышал, они сейчас в моде.
— Я не собираюсь носить шляпу, не собираюсь отказываться от украшений и носить платья, которые мне определенно не идут, — с чувством уязвленной гордости проговорила Кэтрин.
На лице Сидни отразилась тревога: он страшно не любил спорить.
— Разумеется. — Его голос сделался воркующим. — Знаешь, ты выглядишь замечательно. Ты — моя муза, вдохновляющая меня в написании стихов.
И еще порождающая мысли о самых бесстыдных персонажах. Вот и конец ее надеждам на то, что платье позволит Сидни оценить ее как женщину. Неужели он не способен увидеть, что она более не девчонка-сорванец, каковой была в детстве? Он никогда даже не пытался поцеловать ее. Он разговаривал с ней как жених, однако вел себя как обыкновенный друг. Хотя Кэтрин хотелось бы выйти замуж задруга. Было бы так приятно, если бы он обнял ее и…
— Успокойся и не злись на меня. — Вальс закончился, и Сидни повел Кэтрин с танцевальной площадки с присущей ему элегантностью. — Ты же знаешь, что я не могу без тебя.
— Потому что я твоя муза, — ворчливо проговорила Кэтрин.
— Потому что ты моя поэзия.
Нежные нотки в голосе Сидни усмирили гнев Кэтрин.
— Ах, Сидни, это замечательно! Сидни просветлел.