Через некоторое время, правда, азарта у подруг поубавилось — ехать пришлось довольно долго, да и пейзаж за окном не радовал. После того как выехали за Кольцевую, потянулись какие-то унылые поселки, заборы, заснеженные поля…
В Векшин они прибыли около половины первого. И ничем он их не удивил — обычный подмосковный городишко, который напомнил Алене ее родной город.
Долго плутали по центру, спрашивая прохожих. Никто ничего вразумительного сказать не мог, только одна тетка в китайском пуховике и с золотыми зубами внятно объяснила, что в городе два кладбища — одно новое, а другое старое. Старое как раз во-он за тем монастырем…
Алена заметно приуныла — в отличие от Симы, которая была возбуждена и находилась в приподнято-агрессивном состоянии.
Они объехали монастырь вдоль краснокирпичной высокой стены, а потом увидели кладбище. Кованая ограда, открытая узкая калитка… Алене стало совсем не по себе. Кажется, Селетин в первый раз именно так описывал это место.
— Вылезай! — скомандовала Сима, паркуясь возле подтаявшего серого сугроба.
— Сима, мне страшно, — угрюмо произнесла Алена, не чувствуя никакой радости от своего «сумасбродства».
— Да брось ты…
У входа дед в телогрейке разгребал снег.
— Дедушка, это ведь старое кладбище? — решила на всякий случай уточнить Сима. — Это тут революционеров хоронили?
— И этих тоже… — хмыкнул дед. — Кого тут только нет… А в общем, тут и сейчас подхоранивают, у кого родственники здесь лежат.
— Алена, идем — нам сюда.
Сквозь калитку они прошли внутрь. Было тихо, лишь вороны каркали в ветвях деревьев.
— Сима, это липы? — мрачно спросила Алена.
— А я откуда знаю… Как твой Ромочка свой маршрут описывал?
— Сначала надо идти по главной аллее, среди лип…
— Ладно, будем считать, что это липы!
— …а потом слева должен быть ангел с крестом, возле могилы купца, умершего в тысяча девятьсот тринадцатом году…
— По-моему, у твоего Ромочки так называемое мортальное сознание! — с удовольствием произнесла Сима. — Нашел о чем с девушкой разговаривать…
— Нет, Симка, я же тебе объясняла — мы тогда друг другу свои сны рассказывали!
Они шли по пустой, покрытой плотным смерзшимся снегом аллее довольно долго. Нашли двух ангелов — один был без креста, а другой и вовсе справа.
— Слушай, Алена, может быть, тут два входа? Потому что если бы мы шли с другой стороны, то ангел…
— Я вспомнила, есть еще один ориентир — желтый склеп. Роман сказал, с ржавой дверью. Сима, мне не нужен этот Калясин, пошли отсюда! — умоляюще заскулила Алена.
— Вижу! — вдруг завопила Сима, игнорируя царящий вокруг покой. — Вон наш ангел! Здоровый какой… С крестом, точно по левому борту!
— Где? А, точно… — растерянно пробормотала Алена. За ангелом, сквозь черные деревья, проглядывал второй ориентир — склеп желтого цвета, напоминающий маленькую часовенку.
Как уже упоминалось, Алена заранее объяснила себе, что Селетин мог быть здесь когда-то с экскурсией и запомнить случайно эту картинку, которая через некоторое время трансформировалась в сон. Объяснила себе, почему картинка снилась Селетину, — возможно, потому, что тема смерти преследует каждого человека, а у Селетина это выражалось именно таким образом…
Но Алене вдруг стало жутко — и вовсе не от скорбно-унылого пейзажа старинного кладбища. Ей стало жутко потому, что она смогла проникнуть в чужой сон. В чужую душу!
Проваливаясь в твердый снег, Сима свернула к ангелу с крестом. Склонилась к надписи, выполненной потускневшими золочеными буквами, и торжественно прочитала вслух:
— «Бенедикт Иванович Гардин, купец второй гильдии…» Алена, купец!
— В каком году умер? — крикнула Алена, пробираясь вслед за подругой.
Сима смахнула прилипший к камню снег.
— В тринадцатом! Алена, это потрясающе!
Алена наконец догнала ее, встала рядом.
Мраморный ангел печально и строго глядел в бесконечность слепыми глазами. Почти сто лет скорбел он из-за смерти Бенедикта Ивановича… Купцу Гардину очень повезло — в том смысле, что он умер в самый лучший для Российской империи год, так и не узнав обо всех тех потрясениях, которые обрушились на нее потом…
— Ладно, давай искать нашего Калясина…
Сима с Аленой, держась за руки, заковыляли по узкой дорожке вперед. Надгробия теснились близко друг к другу, наполовину засыпанные снегом, к тому же от времени надписи на камнях потускнели и стерлись — не сразу и разберешь, где кто…
— Здесь! — Алена отчистила от снега черную плиту. — Фимка-а…
— Он! — благоговейно прошептала Серафима. — Алена, мы нашли его!
«Калясин Павел Григорьевич, тысяча восемьсот девяносто седьмой, тысяча девятьсот двадцать первый… «Из искры возгорится пламя!»
Несколько минут они стояли молча.
— Алена…
— Что?
— Ты расскажешь Селетину? О том, что мы разгадали его сон?
— Н-не знаю… — пробормотала Алена. — Да, наверное, расскажу. Только я не понимаю…
— Чего ты не понимаешь? Слушай, а вдруг этот Калясин — его родственник? Какой-нибудь прадедушка?..
— Тогда бы он об этом сразу сказал! — возразила Алена. — Зачем ему скрывать, что Калясин был его предком? Калясин, Калясин… Послушай, может быть, дело вовсе не в Калясине?..