В поте лица своего

Валя остановилась перед дверью своей комнаты, и к ней тотчас подошла Клавдия со свертком в руках.

— Я Шорникова…

— Здравствуйте, — беспечно откликнулась Валя. — Вы откуда? Не из отдела кадров?

— Нет, я сама по себе. По личному делу…

— По личному? Ко мне? Я только вчера приехала… Вы, девушка, не ошиблись? Вам кто нужен?

— Вы. Два битых часа вас, Валечка, дожидаюсь.

После легкого замешательства Валя окинула позднюю гостью внимательным взглядом и спросила:

— Что вам от меня нужно?

— В коридоре будем разговаривать?

Валя открыла дверь своего номера, сдержанным кивком пригласила Клаву войти. Та быстро вошла и уселась на диван, держа сверток на коленях.

— Я вас слушаю, — сказала Валя.

— Клавой меня зовут. Вам он, конечно, ничего не рассказал обо мне?

— Кто это «он»?

— Не притворяйтесь! По глазам вижу, что поняли, о ком я говорю.

— Вот теперь поняла… Вы угадали. Людников действительно не говорил мне о вашем существовании.

— «Существовании»!.. Слово-то какое подобрали. Я живу, а не существую! И дальше буду жить. Всем чертям назло. И ему, Людникову. И вам, столичная штучка. Понятно?

— Очень даже понятно. Жить хорошо, достойно — долг человека.

— Я-то живу достойно, а вот вы, барышня… Первый день в нашем городе и уже напакостили. Увели моего парня…

— Зря свирепствуете, Клава. На ваши оскорбления я не отвечу оскорблениями… Вы ослепли, озлобились от ревности. Мне вас жаль, Клава… Что вам нужно от меня?

Клава, вскочившая было с дивана, снова села и сказала бессильным, плачущим голосом:

— Откуда ты только свалилась на мою голову?

— Это самое могла бы сказать и я о вас и Людникове. Не нужен мне ваш парень!

— Слава богу! Наконец-то добилась человеческого ответа. Значит, уедешь? Завтра, да?

— Нет, не уеду. Я приехала сюда работать. И довольно, Клава. Я устала… Напоследок скажу: в положение обманутого попадает только тот, кто этого хочет!

Клава медленно поднялась и пошла к двери, прижимая к груди сверток. Пройдя шага три, обернулась, швырнула сверток к ногам Вали и скрылась за дверью.

На пол из разорвавшейся газеты вывалились фотографии. Валя опустилась на колени, стала их рассматривать. На всех, а их было много, Саша Людников и Клава. Взявшись за руки, смеющиеся, стоят они под вишней, осыпанной весенним цветом. Катаются на лодке. Сидят на крутом берегу горного озера. Вместе склонились над книгой. Играют в мяч… На обороте одной из фотографий она прочла:

Зови надежду — сновиденьем,
Неправду — истиной зови.
Не верь хвалам и увереньям,
Но верь, о, верь моей любви!

Сидя на полу, подперев голову рукой, Валя долго смотрела в ночное окно…

Саша взбежал по лестнице, вставил ключ в замок, но повернуть не успел — дверь открылась. На пороге стояла Татьяна Власьевна.

— Мама, почему ты не спишь? — мягко, почти заискивающе спросил Саша.

Татьяна Власьевна молча пропустила сына в прихожую, захлопнула дверь.

— Где ты был?

Он попытался отшутиться:

— Мамочка, я давно вышел из того возраста, когда…

— Я знаю, где ты был.

— Если знаешь, зачем спрашиваешь?

Татьяна Власьевна приготовилась резко поговорить с сыном, но он своей мягкостью обезоружил ее.

— Ах, Саша, что ты со мной делаешь!.. Иди ужинать.

Они прошли в столовую. Влас Кузьмич поднял голову от распотрошенного утюга и поверх очков насмешливо посмотрел на притихшую дочь.

— А ты почему не спишь, дедушка? — спросил Саша.

— Тебя дожидался, хотел защитить от ястреба. Зря боялся: хищник оказался ласточкой.

Татьяна Власьевна подала сыну ужин, села у края стола и, грея у самовара ладони, печально-тревожно смотрела на сына. Она не отказалась от мысли поговорить с ним.

— Саша, давай поговорим. И мне, и тебе это очень нужно.

— Что ж, давай… Мне это действительно нужно. — Он отодвинул тарелки, положил на стол локти и внимательно, с нежностью посмотрел на мать. — Я слушаю.

— Ты веришь, что я желаю тебе только добра?

— Конечно!

— Понимаешь, что все хорошее, что есть в твоем характере, я помогала тебе приобрести?

— Да, мама. Но я и сам не плошал. И дедушка не ленился. И рабочий класс. И комсомол..

— Веришь, что мне виднее, какой ты — как живешь, как работаешь, как люди относятся к тебе?

— Мать не может беспристрастно оценивать своего сына — либо пересаливает, либо недосаливает…

Влас Кузьмич сердито посмотрел на дочь.

— Ты чего, Татьяна, вокруг да около крутишься? Приступай прямо к делу! Скажи своему любимому сыну, что он скандалист, неблагодарная чушка, что оскорбил знатного Шорникова. И еще скажи ему, непутевому, что не имеет он никакого права разлюбить финтифлюшку Клавку. А ты, Александр, слушай и кайся!

— Ты это хотела сказать? — спросил Саша, по-прежнему с нежностью глядя на мать.

Она села рядом с ним, обняла его за плечи.

— Сашенька, родной мой! Ты безобразно выступил на юбилее Шорникова. Мне больно видеть тебя таким. Я боюсь, что ты хоть отдаленно станешь похожим на своего отца…

— Мой отец три года назад стал Героем!