В преддверии бури (СИ)

Никакое известие, кроме, разве что, объявления немедленной войны, не может надолго остановить деятельную торговую жизнь. Город, взбудораженный было появлением имперцев, весьма скоро вернулся к привычному распорядку: заскрипели снасти рыбацких лодок, потянулись к порту вереницы гружёных доверху телег, зычно заголосили боцманы, восстанавливая пошатнувшуюся было за зиму дисциплину в командах кораблей, готовых вот-вот отчалить в сторону Архипелага, с утроенной силой застучали молоты в кузнях, завизжали пилы плотников, заполоскались на ветру полотнища натёртых солью кож, растянутых на деревянных жердях прямо у кожевенных лавок, и захлюпали в глинисто-песочном растворе мешалки зодчих, что готовились поправлять выщербленную метелями кладку мостовых да покосившиеся за зиму заборы.

За прошедшую седмицу жители Тамры успели привыкнуть к рыскающим повсюду имперским дозорам. Облачённые в подбитые мехом алые плащи (за них они и получили своё прозвание), из-под которых сверкали в лучах весеннего солнца тщательно отполированные доспехи, в шлемах, украшенных ровно остриженным алым же гребнем, при полном вооружении, солдаты, к всеобщему удивлению, вели себя вполне пристойно: девок не щупали, в тавернах не напивались, ночных драк не устраивали и не подавали вида, если вдруг слышали за спиной опасливо-недовольные шепотки. Они несли службу дисциплинированно и собранно, как и полагается элите имперского войска. Магики, прибывшие с ними, и вовсе простому люду на глаза не показывались; большую часть времени они проводили в выделенных им в ратуше покоях — до меня долетали отголоски творимой ими волшбы, но разобраться в хитросплетении этих чар мне было не по силам.

Но если присмотреться к городской жизни внимательнее, то можно было заметить и другое. Не стало на улицах праздных прохожих, куда-то запропали площадные лицедеи, что завсегда вылезают по весне со своими комичными сценками, не сновали к портнихам да по купеческим лавкам сосватанные по зиме девицы, не слышно было детских возгласов — позапирали мамки своих чад ненаглядных по домам от греха подальше, да и сами старались на улицу без весомого повода не выглядывать. Слышались лишь изредка призывы лоточников — и тонули в зычном, громком, усиленном магией речитативе глашатая, что продолжал надрываться, каждый день сообщая, что беглый преступник до сих пор не пойман.

Город, несмотря на выглядевшую вполне обычно бурную деятельность, был скован страхом.

Пустовала и таверна Швеля, но тут уж не только в имперцах дело было: по весне, когда начинался сезон торговли, посетителей всегда становилось мало — некогда мастеровым да ремесленникам пиво пить. А с беглецом этим так и вообще, случалось, никто не приходил — опасались честные жители по вечерам да ночам из дома высовываться. И если зимой таверна открывалась к полудню и работала до поздней ночи, когда уже и небесные Сестры начинали клониться к закату, устав от ночной своей прогулки, то теперь двери её закрывались задолго до полуночи.

Целыми днями я не знала, куда себя деть: шустрого болтуна Кая Швель отправил домой, чтоб мамка не волновалась (а вернее, чтоб мамка сама присматривала за неугомонным мальчишкой, так и не передумавшим, несмотря на все увещевания, рваться на поиски преступника), и настрого запретил появляться в таверне, пока имперцы своего беглеца не словят; Аину, так и не добившуюся взаимности от Влада, родители успешно сосватали какому-то процветающему купцу, и она тут же попросила у Швеля расчёт и теперь занималась подготовкой к собственной свадьбе — откладывать её на долгий срок она отказалась наотрез. Сам Швель тоже почти не появлялся — дела торговые отнимали всё его время.

От безделья я по многу раз на дню заглядывала в конюшню, чтоб пообщаться с Буяном, подолгу просиживала на кухне, непривычно пустой и тихой без кухарок, которые теперь появлялись лишь ближе к вечеру, ходила из угла в угол, поправляя и так уже идеально ровно расставленные стулья, а после перебиралась на привычное место за стойкой, доставала с неприметной полки под ней Поющих и припасённую тут же тряпочку и принималась за полировку. Вот и сейчас я, высунув язык от старания, тщательно протирала завитки ажурной вязи, любуясь их холодно-стальным блеском рядом с более тёмной сталью лезвий и шипов.