Носок берца отшвыривает осколок стекла, я смотрю на них и думаю, что вот она, иллюстрация к моей жизни. Не сказал мне ничего, чтобы я могла подумать, что нужна ему. Только обвинения, могу биться об заклад, что это кончится тем, что он назовет меня «шлюхой». Что-то никогда не меняется. Так грустно, хоть волком вой. Он опять отвернулся к окну, и я позволила двум соленым дорожкам скатиться и упасть на ключицы. А потом опять вдруг накатила злость. Да остохренеть, я столько всего пережила, а он заставляет меня оправдываться за то, что я делала, когда вокруг был мир и все хорошо. Да я ребенком была тогда, могла и пошалить. Да и вообще…
— Да кто бы говорил, кому на кого насрать!!! Ты бросил меня в Искренности, после того, как я рискуя своей головой вытащила тебя оттуда, унизил меня, ушел неизвестно насколько, потом объявился в компании с непонятной девицей!!! Убежал с базы, не сказав ни слова, и опять все объявили тебя предателем! И что Я должна была думать? Ты всю инициацию бил меня, обзывал, унижал, вытирал об меня ноги, и я должна была целиком и полностью доверять тебе после этого?
— Я не понимаю одного, если я такой х*евый, нахрена ты ко мне в постель прыгаешь постоянно?
— Если ты напряжешь память, то может быть тебе удастся вспомнить, что это ты ко мне свой член протянул, заклеймив меня своей шлюхой так, что мне приходилось терпеть унижения не только от тебя, но и от всей фракции!
— А ты и вела себя как шлюха! Вертела хвостом, завлекала, играла!!! Смотри, но не приближайся; приближайся, но не трогай; трогай, но не трахай; трахай, но потом прощения проси!!! Я мужик, между прочим, и если со мной играть, то рано или поздно доиграешься. Вот ты и доигралась.
Что и требовалось доказать. Пре–е–еле–е–есно!!! Нет, все правильно, пусть уходит. Не можем мы вместе находится, хоть сколько нибудь времени без того, чтобы Эрик мне не сказал, что я шлюха.
— Уходи, Эрик. Я больше не хочу тебя слушать. У тебя на все одна фраза — «ведешь себя, как шлюха». Настоп*здело выше крыши.
— Ты дала мне ощущение, что я нужен тебе. Создала иллюзию своей необходимости. Надеюсь, когда-нибудь тебе надоест играть в эти игры. Я тебя больше пальцем не трону. Можешь думать сколько хочешь. Мне тоже настоп*здело, знаешь ли, бегать за тобой и доказывать тебе что-то. Захочешь быть со мной, придешь сама. Не захочешь, неволить не буду.
Выходит за дверь размашистым шагом, не глядя на меня. Говорю же, ничего не меняется в этой жизни. А вот х*ешеньки ты угадал, лидер. Ни за что я не приду к тебе, даже если ты останешься последним человеком на земле. Без тебя проживу, как-нибудь.
====== «Глава 31» ======
POV Эшли
Кому-то придётся каждое утро наблюдать меня и растрёпанной, и лохматой, и жутко злой, в растянутой футболке, с вечным желанием спать и периодически чем-то ещё недовольной. Кто-то будет пить кофе/курить/ухмыляться, пока я буду искать свои туфли/одежду, ругаясь сквозь зубы. А потом, жутко сонная минут за двадцать я вспомню, что сегодня выходной и мне никуда не надо. И каждое утро почти что одно и то же: я в одной футболке слоняюсь по всей комнате, хожу босиком и ёжусь от холода, и проклинаю всех, в этом поганом мире. А ведь кому-то придётся меня любить, даже ссорясь и мучаясь по утрам. С кем-то я останусь не на месяц, и не на жизнь, а чуть больше. Может быть навсегда.
Будь этим «кем-то», пожалуйста!
Месяц спустя.
— Ну, так что, Крошь? Ты когда к нам вернешься-то? Мы уже в Бесстрашии все живем, твой милый все почти восстановил, все как было, даже лучше. Он пропасть огородил так, что теперь не так жутко ходить и светлее стало, какие-то более мощные лампы стоят. Яма преобразилась, перестала быть похожа на подвал, стала чистенькая такая, ухоженная. Я вообще-то подозреваю, для кого он старается, но будет лучше, если ты сама докумекаешь.
— Нет, Линни, не вернусь я. Во всяком случае пока. Не могу я. Ты мне лучше скажи, как твоя нога?
— Стараниями твоего брата, уже совсем хорошо, немножко еще подразработать и все. Вайро гоняет меня, совсем не жалеет. Ты мне лучше про себя расскажи! Сколько у тебя уже, — спрашивает, трогая мой живот. А я, чуть было, не отскочила, в последнее время я нервно отношусь ко всякого рода прикосновениям.
— Да вот, уж 4-й месяц. Те самые, пресловутые 15 недель, когда его должны были отнять. Как подумаю…
— Не накручивай. Не понимаю я этого, Крошь. Вроде же выяснили все, все записи посмотрели, все доказательства собрали. Эрик не виноват ни в чем, то, что он делал, после казни на базе, он делал под моделированием. Он другой сейчас совсем, вот вообще другой, правда. Ты бы хоть посмотрела бы. Ты любишь его? Своего милого?
— Х*йню-то не спрашивай. Люблю, к сожалению.
— А он ходит угрюмый. Не общается ни с кем. Наши мужики подваливали к нему, а он только спасибкает, руки жмет и уходит. Замкнулся, не выходит почти. Иногда сидит на крыше или в баре и не подпускает никого. Загнется он так, Крошь. Не мучай его.