В прятки с «Прятками» (СИ)

Я забираю медикаменты, а взгляд замирает на его руках, и перед глазами невольно появляются крепкие пальцы, окрашенные моей кровью, осторожно ощупывающие ранение от огнестрела. И тот взгляд, в котором читалось неподдельное беспокойство. «Царапина… Хорош хныкать и быстро отправилась к медикам, пока не погнал тебя поганой метлой! ..» Дышать забываю. Чувствую, как кровь отливает от лица и становится не по себе. Сморгнув непрошенное воспоминание из прошлой жизни, надкусываю зубами упаковку, вскрываю, и смазав рану, торопливо накладываю бинты на ладонь.

— Давай, завяжу, — ворчит он, вдоволь налюбовавшись на мои тщетные попытки справиться одной рукой, и быстро затягивает тугой узел, поспешив отойти в сторону. Стараюсь ничем не выдать своего удивления. А где ж злой и страшный лидер, или грязевые ванны нервишки успокаивают?

— Спасибо. — Никаких эмоций, только брови нахмурились, да губы сжались в тонкую нить, прикуривая сигарету.

Переведя дух и перекусив, я почти отогрелась, исподтишка поглядывая на Эрика, державшегося на расстоянии. На меня, конечно, не смотрит, ковыряется в своем пистолете, забивая патронами обойму. Наверное, разговаривать не хочет. Лицо задумчивое, немного недовольное, складочка между бровей, но что-то спрятанное в нем, глубоко внутри, вырывается наружу, только Эрику легче отмахнуться, чем показать своих чувств, упорно воздвигая вокруг себя прочную стену, чтобы отгородиться от каждого, кто посмеет рискнуть и подойти ближе, не подпуская к себе никого. Я и раньше замечала в нем странности, метания из стороны в стороны, а теперь понимаю, что моделирование съедало его, постепенно сжигая в нем все положительные качества, ломая, коверкая жизнь, пока не изменило окончательно. А окончательно ли? Ведь в Эрике еще осталось что-то хорошее. То, что я чувствую в нем, цепляясь за угасающий огонечек надежды изо всех сил. А мужчина пытается всеми способами это отрицать, уходя в себя, пряча душу за семью замками, практически поставив на себе крест, погружаясь в отчаяние и боль. И боли в нем было слишком много. Ведь ему только и остается, что мучится совестью и вновь прокручивать в голове все действия, поступки, решения, мысли, которые привели к такому исходу, без возможности забыться и что-то изменить, уничтожая себя изнутри. Борясь со своим «монстром», мужчина борется заодно и со своим прошлым, которое так и норовит влезть в настоящее, оживая в памяти, заставляя переживать самые ужасные события снова и снова. Ощущая эту боль, словно свою, которая накрывала с головой, сжимала в своих объятиях так сильно, что невозможно было дышать, я поднимаюсь на ноги. Молчание стало волнами налегать со всех сторон и тяготить.

— Ты жалеешь о Вороне? — тихо спросила я, присаживаясь рядом, хоть и зарекалась не сметь лезть ему в душу и злить, но… не знаю почему, да только для меня это важно.

Мужчина мрачно бьет меня осуждающим взглядом, на скулах желваки ходят. Молчит. Долго. Мне кажется, что он отвечать не станет, скажет какую-нибудь гадость, норовя обидеть, но он говорит:

— Это война. На ней умирают.

— Но ведь он был в твоем отряде. Как его на самом деле звали?

— Виктор. Виктор Гилмор. И я узнал об этом не так давно.

— Как это? А раньше? Ты же знал его по меньшей мере три года! — нахожу я свой утерянный дар речи от удивления, но тутже вспомнив, что я сама ни разу не поинтересовалась настоящим именем Ворона, только вздыхаю.

— Да. Но раньше мне было неинтересно. Ворон и Ворон, я вообще думал, что это его имя. Не обращал внимания, а когда ставил его в патруль, просто вылетало из головы.

— Как вы познакомились? Расскажешь? — осторожно, только бы не перегнуть палку. В ответ молчание с прерывистым тяжелым дыханием.

— А ты не ох*ела, мелкая? — сквозь зубы, грубо протянул мужчина, упираясь локтями в расставленные колени и буравя пристальным взглядом мое лицо.

— Ох*ела, — соглашаюсь я покаянно. Опять включил свою защитную реакцию. — Но… может все-таки расскажешь? Я никак не могу поверить, я ведь не видела его мертвым. Для меня он еще живой… понимаешь?

— Он был… совершенно безголовый, — Эрик тяжело сглотнул, резко дернув кадыком, как-будто с трудом заставляя себя успокоиться, и, потерев ладонью подбородок, уставился на тлеющий огонек своей сигареты, а мое сердце ускоряется в груди помимо воли. Молчит немного, потом продолжает: — Всегда, сколько я его помню. Я уже был два года лидером, когда он проходил инициацию. Более пи*данутого на всю голову неофита не было у меня никогда. Даже ваша группа была ангелами по сравнению с ними. — Эрик коротко на меня глянул и вроде бы даже как-то грустно усмехнулся, затягиваясь и прищурив один глаз. — Пи*дил я их знатно, а они отвечали мне такой же откровенной «любовью». Они даже напали на меня, хотели в пропасть сбросить. А я затащил из на Хэннок и пустил по зипу без страховки. Они все обосрались, в прямом смысле и больше не вы*бывались, хоть и ненавидели меня, как только могли.