— Падает… — эхом повторяет Эрик громко выдыхая, я знаю, ему не хватает сыновей, но он в первую очередь лидер, воин… бесстрашный. Он должен обеспечивать порядок и безопасность всего города. Господи, как-же нам без него не просто…
— Я постараюсь поскорее здесь все закончить и вернуться. Хорошо? — торопливо киваю, боясь разреветься. Меня затопляет щемящей нежностью. — Вы самое дорогое, что только есть у меня. Вы моя жизнь. Эшли, мне правда никто больше не нужен. Никакие бабы дурные. Слышишь меня? Когда ты уже станешь доверять мне?
— Я знаю, мой хороший. Все знаю, хоть ты и не говоришь никогда. Ты мне очень дорог. — от его слов, красноречивого взгляда, и, черт подери, горячих ладоней, мне хочется тоненько хныкать, сильнее жаться к любимому телу и никуда его больше не отпускать. Никогда не отпускать. Как жаль, что я не могу что-то изменить, чем-то ему помочь. Стереть из его жизни всю боль прожитого, весь страх… Время лечит, но сколько нам его отмерено? Мы все переживем, вместе. — Но, если еще раз увижу висящую на тебе девку, обломки от стула покажутся тебе манной небесной. Так и знай. — стараюсь говорить строго, а у самой улыбка расползается до ушей. Блин, только бы не заметил.
— Какая ж ты чокнутая, Крошь. — закатывает глаза, кажется, злится немного. — Вот сколько можно нести херню… Плевать я хотел на всех баб, мне тебя за глаза… — тянусь на цыпочках к его губам, чтобы унять возможный коллапс. Целует меня в ответ, нежно, но настойчиво.
— Что, неужели ты уже жалеешь, что женился на мне? — демонстративно надув губы, тяну я.
— Пф-ф, я не жалею ни о чем. Я хотел тебя, и получил. Ну, как я еще должен тебе объяснить… — раздраженно вздыхает, хмурится. — Твою мать, Эшли, если баба вешается на меня, я тут причем? Не я, ведь, на нее! Стараюсь, как могу такие вещи пресекать, но и ты себя в руках держи, моя выдержка не железная. Могу и шею свернуть. - ага, кто бы говорил…
— Я верю тебе! Я люблю тебя! Ой, Эрик, а мы же стол… сломали. — хихикнула я, пряча раскрасневшиеся щеки. Надеюсь, никого допрашивать в ближайшее время не собираются… неудобно как-то. — И стул, и окно разбили.
Эрик, словно в недоумении оглядывается на разгромленную комнату, удивляясь, что меня так встревожило и приподняв одну бровь, самодовольно ухмыляется.
— Мда-а, мебель здесь не чета Эрудиции. — Прям само спокойствие, но улыбается, доволен. Звенящая душонка переворачивается в моем теле наизнанку, окутывая теплотой. Такой он, да. — Хотя со столами что-то нигде не везет, везде хлипкие.
— Стулья там явно крепче будут, — скафню я в ответ, выдавая свою лучшую улыбку.
Вот ведь, издевается еще, дразнит меня. В серой дымке, окантованной черными ресницами скачут наглые черти, строя мне шкодливые рожицы. Ну держись, милый, будешь знать, как играть с моими растрепанными нервишками. Мои ладошки плавно спускаются на его бедра, поглаживая, и тянутся наверх, слегка прикасаясь подушечками к его коже, добираются до шеи, медленно запутываюсь пальцами в короткий, влажный от пота ежик волос. Губы жадно тянутся за поцелуем, запуская язычок в его рот, серьга тихонечко проходится по языку мужчины, утягивая на новый старт. Да, вот так… губы перебираются на шею, осторожно прикусывая бьющуюся жилку, а сильные руки обхватывают мое тело обручем, призывая плавиться в его объятьях. Резкой вздох звучит настоящей наградой. Мозолистая, большая ладонь начинает настойчиво поглаживать мой животик…
— Так сильно соскучилась, девочка? — со смешком спрашивает Эрик, теснее вжимая меня спиной к стене. — Еще хочешь? Ну, иди ко мне… — шепчет он, сильнее прищуриваясь, пряча серебро за расширившимися пропастями зрачков.
— Мне срочно нужно трахнуть лидера! — парирую я, и предвосхищая его самодовольное хмыканье, снова прихватываю его губы. Ах, если б ты только знал, как соскучилась… Ты даже себе не представляешь, как безумно я тебя люблю… что у меня подкашиваются ноги и темнеет в глазах. Ты мой, а я твоя! Ты только держи меня, крепче, не отпускай, никогда…
====== 7. “Что скрывает пустая и непроницаемая темнота коридоров...” (ПС) ======
Инкогнито
Странную он сам себе поручил работу. Очень странную.
Нет, сама по себе работа была совершенно обыкновенной, он уже делал подобную много раз. Странным был сам «объект» для слежения. «Объектом» была маленькая, костлявая девчушка, переходник из Дружелюбия, которая каждый день шмыгала по коридорам фракции, голося во всю свою горластую глотку на прохождение инициации и обратно. Ему часто удавалось проникнуть, оставаясь незамеченным на тренировочные площадки Бесстрашия, там всегда легко затеряться. Он наблюдал, внимательно приглядываясь и стараясь понять, что в этой невыразительной неофитке может быть необыкновенного.