— В Эрудиции, — шепчет наша скромница и лихо опрокидывает бутылку, делая залпом несколько глотков. — Я же зубрила тогда была и все свободное время торчала в библиотеке. В очередной такой вечер засиделась допоздна, народ уже разошелся и мне пришлось возвращаться одной на жилые этажи. Иду, никого не трогаю, вдруг, из-за угла трое придурков, ищущих острых ощущений. Это сейчас я смогу в рожу дать, а тогда… — развела она в стороны ладошки. — Они издевались, швыряли меня друг другу, как мячик, думала, что мне конец… Но тут один резко осел, завизжал и закрутился на полу. Потом второй впечатался лицом в стену. Фу-у, кровищи было… Я и не успела ничего понять, как перед нами появился Эдвард и выдрав меня из рук оставшегося идиота, завалил того на спину и стал молотить кулаками. Я была уверенна, что убьет, сплошной кусок мяса… и закричала. Испугалась. Бросилась бежать, даже не зная куда. Перед глазами все плыло, споткнулась, упала. А он оказывается за мной бежал. Поднял, сгреб на руки так аккуратно, бережно… гладил по волосам, успокаивал. Шептал нежные слова, а я лечила его разбитые руки. — мягкая улыбка осветила лицо Майры, в комнате стояла звенящая тишина, разбавленная только притихшим дыханием. — Эд всегда заботился обо мне, защищал. Я пошла за ним в Бесстрашие, не хотела, но не могла без него. Когда его выгнали, я твердо знала, что пойду за ним. И он знал. Ругался, кричал, уговаривал остаться в фракции, пытался обидеть, только бы я не стала изгоем. Боялся сломать мою жизнь. А мне плевать было, абсолютно плевать. Я ушла с ним, знала, что не смогу без него жить. Да, было страшно, очень тяжело. Мы голодали, скитались по развалинам. Но если бы время могло вернуться вспять и мне снова пришлось бы делать выбор: остаться или уйти за Эдом, я без сомнений отправилась бы с ним. Хоть к черту, хоть в ад. Он мой! Ему было… трудно. Искалеченный, но не сломленный. Научились выживать, бороться. Жить. Эдвард мой мужчина, мой человек, а я его. — заключила девушка, смахивая соль с влажных щек.
Молча и понимающе соглашаемся с ней. А что тут скажешь? Здесь чувствовать надо, ощущать, а не размениваться на слова. Пальцы оглаживают гладкое стекло, вырисовывая на нем невидимые узоры. Делаю еще один большой глоток, обжигающая жидкость расплывается по желудку, обволакивая теплым пленом. Оглядываю свою женственную банду: Линн уставше растирает лицо ладонями, вытянув на всю комнату ноги и задумчиво улыбается. Сани упрямо разглядывает потолок, пряча в ресницах мокрые капельки. Голова Майры ложится мне на плечо, вздыхает… Вымотанные, заблудшие среди густой пелены своих мыслей. Но сильные, храбрые, уверенные. Что-то осязается, исходит искрящимися волнами, окутывает, словно невесомым полотном. Я раньше глупой чепухой все это считала, что влюбленные начинают, якобы, каким-то особенным внутренним светом светиться. Теперь вижу — правда. И Линн, и Майра, и Сани что-то такое удивительно-исключительное излучают… необъяснимое, но ошеломляющее и бесспорно очаровательное. Только бесстрашные еще и полны тревоги за своих мужчин. Майре легче — ведь Эдвард с ней.
— Колись Линн, когда ты успела захомутать Вайро. — не выдержала я распирающего любопытства. Подружка слегка умилительно смутилась, стреляя по углам ореховыми глазами и почесав носишко, все же решилась на откровение: