Вспышки в голове, крики, бешеный ор, да пох*й, мы несемся вперед, сминая всех на своем пути, бьем, рвем, режем, втаптываем в грязь, уничтожаем. Нет жалости, нет сомнений, ничего не существует. Только искаженные предсмертными муками лица врагов, только кровь, только полчище демонов, вырвавшихся из преисподней. Наверное, все отступает на задний план, когда ад заворачивается спиралью, действуем четко и механически. Плакать будем потом… Я уже не знаю, в кого я превратилась? Сволочи! Мрази! Проклятые ублюдки!!! Решили, что можете просто так взять и напасть на нас? Взмах лезвия, удар. Еще удар. Уже вся одежда в крови. Думали, мы не будем сопротивляться? Взвизг стали. Еще, еще. Потрахаться вам захотелось? Убью… Не могу остановиться. Вся ярость, гнев долго копившийся по капли, фонтаном выливается в эти минуты. Ничего не слышно. Ничего не понимаю… Весь бой как со стороны. Никто не уйдет живым… Никто не ушел…
Дым сигары кажется особенно сладок, нужно бы завязать с этой новой привычкой, но сейчас не получается. Делаю сильную затяжку и тут же выпускаю белую струйку, наблюдая, как комья сырой земли рассыпаются словно хлопья, слетая с полотна лопаты. Сознание переполняет карусель желчи, горечи из вихря разных мыслей. Злоба от своей жалкой бесполезности и беспомощности, что-либо попытаться изменить. Предотвратить.
Рытье большой и широкой траншеи, чтобы перегородить подступ к маяку еще с одной стороны, занимает три дня. От монотонной работы и последствий пережитого ужаса болит голова и тело. Душа болит еще сильнее. Взорвалась бы уже совсем, сломалась, лопнула… Руки покрываются мозолями от тяжелой работы. Мужчины пытаются отправить слабый пол отдыхать, но мы не отдаем лопаты. Держимся за них, как за какую-то призрачную ниточку спокойствия. Если остановимся, перестанем делать что-нибудь, совсем умом тронемся. Расколемся на части, вдребезги. Да, устали до чертиков… пот бисером выступил на лбу. Не могу поднять глаз на остальных, на их лица смотреть страшно, такое там смешение скорби, горечи и ненависти. Мы потеряли девять человек, среди них Рон и… Яшик. Нас мало, всего восемнадцать, пятеро раненых. Если случится еще одно нападение, нам не отбиться. Поэтому упрямо копаем ров, оставив только один возможный проход.
После похорон своих, таких тяжелых, как каменные плиты, мужчины занимались уничтожением, именно уничтожение тел врага, не позволяя нам даже приблизиться к самодельному крематорию. Потом Эд собрал отряд и обшарил округу, на наличие агрессивных морд. Никого не нашли. Нутро изнывает от палящего страдания, когда это все кончится… Ладони горят от работы, и я сжимаю их, сильнее стискивая на черенке, паршиво мне. Да всем паршиво, нельзя к этому привыкнуть… Мне горько от этого, щекочет и хлюпает в горле. Горячая соль не сходит с висков. Хочется бить кулаками, вылить тоску и отчаяние поражения в стену. Устроив перерыв сидим, молчим, глаза устремлены в пустоту. Каждый сам хоронит своих мертвых… Я не ранена, практически и не пострадала, в этом плане я странный везунчик по жизни. Только лучше бы я переломала все кости, чтобы хоть как-то заглушить внутреннюю боль. Наверное нужно отдохнуть, завтра будет вылазка в город, нам необходимы припасы.
После машинальной на автомате, процедуры помывки холодной водой, плетусь по стенке в свою коморку, валюсь на узкую жесткую койку и сворачиваюсь в клубок. Боль грызет изнутри. Но рассудок уже берет верх над эмоциями… мы живы. Вот только во что надо верить, чтобы моя жизнь, и жизнь близких и дорогих мне людей, больше не была в таком хаосе? Установленная Эдвардом дисциплина, безусловно, дело хорошее, но вот спать по приказу у меня не очень получается. Если честно, то совсем не получается. Дурные видения не отпускают. Лежу без сна и словно заново переживаю весь свалившийся на меня кошмар. Спокойный день, маяк, посиделки с девчонками, виски, танцы, скандальчик с Райном, гонг Рона, стрельба, страх, запах пороха окутавший окрестности, летящие пули, кровь, мертвый Яшик… А следом тянутся и более давние воспоминания — умирающий у меня на руках Альберт, мои погибшие друзья, полностью разрушенное Отречение, объятые пламенем руины, ставшие могилой для невинных людей… И почему нельзя стереть все это из памяти… Скорее бы уже наступило забытье. Подкравшаяся Линн ложится рядом, тоже переживает… Страх за ее жизнь, радость, облегчение, что девчонки уцелели — все разом, пробивает окутавшее оцепенение, так, что я слегка дергаюсь, как от удара, и судорожно цепляюсь за ее руку, обнимаю и глажу по голове, глажу… Как же хорошо, что она жива!
— Давай поспим чуть-чуть, ладно? Хотя бы попытаемся. — шепчет подруга. Плотное полотно сна накрывает меня внезапно, как беспамятство…