В присутствии Бога. Беседы о Ветхом Завете

«Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владельцем во вред ему. И гибнет богатство от несчастных случаев: породил он сына, и нет ничего в руках его. Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришёл, и ничего не возьмёт от труда своего, что мог бы он понести в руке своей, и это суета». Здесь Соломон перекликается с Иовом — по сути, они говорят об одном и том же и даже одними и теми же словами. Вот ещё в чём нашёл он пустоту — в богатстве. Причём говорит это богатый человек. У богатого, знаете ли, меньше всего иллюзий. Богатый точно знает, что богатство счастья не приносит. У бедного иллюзий больше, потому что жизнь бедного — это выживание. Он думает: «Ах, если бы не вот это, тогда бы всё было хорошо. Ах, если бы ещё это, тогда было бы всё прекрасно. Эх, только дожить бы до свадьбы-женитьбы, тогда я был бы счастливый человек». Доживает. И всё сбывается. А счастье, как призрак, убегает от него. Так что богатый лишён иллюзий, а бедный богат иллюзиями — вот только поэтому бедному жить интересней. А богатому неинтересно жить. Соломон был богатым человеком, вряд ли был кто-то богаче его, потому что у него было золото по цене меди и бронзы, а бронза и медь по цене камня, однако сердце его оставалось голодным. Он об этом и говорил: «Все труды человека — для рта его, но душа остаётся голодной».

Заканчивая свою книгу, Соломон говорит ещё раз: «Суета сует, всё суета». Он заканчивает книгу тем, чем начал, но это нечто другое. Одно дело — в первом классе сказать: «А, это всё ерунда». Другое дело — закончить десять классов, поступить в институт, получить высшее образование, проработать на предприятии по специальности, а потом о том же, о чём сказал раньше, в первом классе, сказать: «Да, это таки ерунда». Это будут слова разных людей. Первые — слова ещё ничего не знающего о жизни человека, вторые — слова опыта, слова, облечённые в плоть и кровь. Слова крепкие, твёрдые, как вбитые гвозди.

Братья и сестры, я бы хотел, чтобы вы запомнили одно выражение. Был такой христианский философ, епископ Николай Кузанский, у него есть книжка «Об учёном незнании» — о том, что разум не беспределен, о том, что человек, собственно, не знает ничего. И вот, там есть такое выражение правильное — «учёное незнание». Когда невежда говорит, что ничего не знает, он действительно ничего не знает. Другое дело — когда умный человек провёл многие годы в настырном изучении различных важных предметов — медицины, астрономии, например. Он приобрёл много полезных навыков, много хороших знаний, много мудрости испытывало сердце его, но он до конца не насытился и конечной причины мира не узнал: всё-таки за завесами тайн осталось самое главное. Тогда он, уставший к концу жизни, говорит: «Много узнал я разного, но всё-таки должен признаться, что я ничего не знаю». Вот это уже учёное незнание. Это смиренное признание своей ограниченности очень умным и опытным человеком — оно ценно. Признание невежества в невежестве ценно, но меньше. А признание мудреца в относительности своей мудрости — оно драгоценно.

Екклесиаст начал с того, что всё суета, а потом дал нам возможность пройти шаг за шагом по этим «станциям» суеты, он повёл нас в разные комнаты этого большого дома, который называется миром. Показал нам бедность, богатство и счастье, накрытый стол и могилу человеческую, и юность, и женскую красоту... И то, и это. И пятое, и пятнадцатое. Вместе с ним мы обошли всё это. И теперь мы можем вместе с ним сказать, что всё — суета. «Всё суета, — сказал Екклесиаст, — всё суета». Это будет уже учёное незнание, скажем, или учёный пессимизм.