В присутствии врага

— Существует ли этот Распорядительный комитет по злоупотреблениям наркотиками и проституции? — спросил Лаксфорд.

— Если и существует, можете не сомневаться, правительство его немедленно создаст.

Лаксфорд заложил руки за голову и еще немного отклонил кресло назад. Он выглядел в высшей степени довольным тем, как развивались события. За последний период, когда бразды правления находились в руках консерваторов, каких только разоблачительных статей не печаталось о них в бульварной прессе: тут были члены парламента с любовницами, члены парламента со своими незаконнорожденными детьми, члены парламента с проститутками по вызову, члены парламента, занимающиеся аутоэротизмом или сомнительными сделками с недвижимостью, наконец, члены парламента, имеющие подозрительные связи в промышленности. Но вот такое было впервые: член парламента от консерваторов был пойман, что называется, с поличным в районе Пэддингтонского вокзала в объятиях шестнадцатилетней проститутки мужского пола. Этот исходный материал сулил солидное увеличение тиража, и Родни уже видел, как Лаксфорд мысленно оценивает очередное повышение жалования, которое, вероятно, его ждет, когда будет подбит баланс и вычислена прибыль. Текущие события позволяли ему выполнить свое обещание вывести их газету «Сорс» на первое место по тиражу. Этот подонок был везунчиком, черт бы его побрал! Но, по мнению Родни, Лаксфорд не был единственным журналистом в Лондоне, способным вцепиться зубами в неожиданно подвернувшийся случай, как гончая в зайца, и выдрать из него сенсацию. Он не был единственным воителем на Флит-стрит.

— Еще дня три, и премьер-министр его сдаст, — пророчески объявил Лаксфорд. — На что спорим? — взглянул он в сторону Родни.

— Я бы сказал, три дня — это много, Ден, — Родни мысленно ухмыльнулся выражению лица Лаксфорда. Редактор терпеть не мог, когда его называли уменьшительным именем.

Прищурив глаза, Лаксфорд оценивал реплику Родни. «Он не дурак, наш Лаксфорд, — подумал Родни. — Он не взлетел бы так высоко, если бы не умел замечать подстерегающие его за углом опасности».

Лаксфорд опять переключился на репортера:

— Что у вас еще?

Корсико ногтем отчеркнул пункты своего отчета.

— Жена члена парламента Ларнси клялась вчера, что останется с мужем, но, по сведениям из одного моего источника, сегодня вечером она уезжает. В связи с этим мне понадобится фотограф.

— Родни это обеспечит, — сказал Лаксфорд, не взглянув в сторону своего зама. — Что еще?

— Ассоциация сторонников консервативной партии Восточного Норфолка сегодня проводит совещание с целью обсудить «политическую жизнеспособность» их члена парламента. Мне позвонил один человек, член этой ассоциации, он говорит, что Ларнси предложат выйти из игры.

— Что еще?

— Мы ожидаем комментариев премьер-министра. Ах, да, еще одно — анонимный звонок с утверждением, что Ларнси всегда интересовался мальчиками, даже в школе. А жена служила лишь ширмой с первого дня их супружеской жизни.

— А что насчет этого мальчика-на-час?

— Он пока что скрывается. В доме своих родителей в Южном Ламбете.

— Он собирается говорить? Или его родители?

— Над этим я пока работаю.

Лаксфорд опустил передние ножки стула на пол.

— Отлично, — сказал он и ехидно добавил со своей треугольной улыбкой: — Продолжай в том же духе, Митч.

Корсико шутливым жестом притронулся рукой к полям стетсона и направился к выходу. Он был у двери, когда она распахнулась и перед ними появилась шестидесятилетняя секретарша Лаксфорда с двумя пачками писем. Она направилась к столу для совещаний. В первой пачке конверты были вскрыты, секретарша положила их слева от Лаксфорда; во второй конверты оставались невскрытыми, на них виднелись пометки «лично», «секретно» или «только для главного редактора» — эти она положила справа. Затем секретарша вынула из редакторского стола нож для бумаг и положила его на стол для совещаний ровно в двух дюймах от стопки невскрытых конвертов. Она также взяла корзинку для бумаг и поставила ее рядом с креслом Лаксфорда.

— Что-нибудь еще, мистер Лаксфорд? — почтительно спросила она, как спрашивала каждый день перед уходом домой.

«Есть для вас работка, мисс Уоллес, — про себя ответил за него Родни. — На колени, женщина. И чтобы слышны были твои стоны, когда ты это делаешь». Не в силах сдержаться, он фыркнул, представив себе мисс Уоллес, разодетую, как всегда, в твидовый костюм с гармонирующим по цвету джемпером, при своих жемчугах, на коленях между бедер Лаксфорда. Пряча усмешку, Родни поспешно наклонил голову, углубившись в изучение остатков батончика Кедбери.

Лаксфорд уже перебирал нераспечатанные конверты.

— Позвоните перед уходом моей жене, — сказал он секретарше, — сегодня вечером я надеюсь вернуться не позднее восьми.