В прицеле – Олимпиада

— Не бойся. Ни в какой порт меня доставлять не надо. Я бы отоспался часиков несколько да побрился. Когда кролем плывешь, щетина, понимаешь, плечи сильно натирает. А там снова — стилем кроль и стилем брасс поплыву быстрее вас. И никто ничего не узнает.

Бородатый шкипер задумался. Он не то чтобы обрадовался, но вид у него был уже не такой хмурый, как в момент встречи.

— А давай так, — предложил он. — Сегодня я посплю, а завтра ты. Потом ныряй и плыви куда хочешь. А то заманался я совсем, бляха-муха. Ни заснуть, ни расслабиться толком не получается.

Поручик охотно согласился.

— Денис, — представился он.

— Виктор, — протянул руку бородатый шкипер.

Поручик ответил крепким рукопожатием и сразу встал к штурвалу. Шкипер Виктор спустился в рубку, чтобы, как он выразился, сгоношить что-нибудь пожрать. И сгоношил.

Это была поистине фантастическая картина. Двое русских, случайно столкнувшихся на экваторе, на другом краю земли, сидели на палубе парусной яхты под яркими тропическими звездами. Перед ними стояла початая большая, на литр семьдесят пять, с ручкой, бутылка водки. На пожелтевшей русскоязычной, сложенной вдвое газете стояли пластиковые тарелки с солеными огурцами, открытые консервные банки тушенки, бычков в томате, кильки.

Пили водку из металлических кружек, закусывали не спеша. Поддевали концом ножа кильку или бычка, отправляли в рот. Туда же запихивали большие куски тушенки. Хрустели солеными огурцами и галетами.

— Сейчас бы хлебушка. Черного, бляха-муха, — мечтательно протянул Виктор.

— И пару девчонок, — поддержал его Поручик.

Виктор насупился:

— Я женатый. Сыну уже двенадцатый год пошел, дочке десять.

Поручик не понял:

— А как же ты тогда здесь оказался?

Виктор только рукой махнул:

— Характер у меня, понимаешь, тяжелый. Одному как-то легче. Веселее. Наверное, я людей не люблю.

— Я это заметил, — сказал Поручик. — А с солью не пробовал?

Виктор насупился еще больше, и Поручик предпочел сменить тему. Только поругаться не хватало.

— Ты сам-то откуда? — спросил он.

Виктор ответил как бы нехотя:

— Про город Сочи слыхал? Тамошние мы. Жена в Турцию мотается, «челночит». Летом комнаты сдает. Сын Петька, обалдуй, не учится совсем. Дочка тоже… А ты из каких будешь?

Поручик пожал плечами:

— Из никаких. Я детдомовский. Потом военное училище, потом служба на флотах. Так всю жизнь и кантуюсь.

Шкипер невесело вздохнул:

— Видно, наши с тобой домашние тапочки еще не сшиты… Ладно, пойду спать. Пиво в холодильнике, компас в нактоузе, держи курс на зюйд-зюйд-ост, бляха-муха!

И убрался в рубку. Старший лейтенант остался в одиночестве. Собственно, ему и штурвалом не надо было пользоваться, за него работало укрепленное на кронштейне за кормой крыло авторулевого.

Поручик задумался, что случалось с ним довольно редко. Его повседневная жизнь отличалась предельной ясностью. Да и времени на праздные размышления обычно не находилось. А тут все располагало к философским размышлениям о смысле жизни. Может, и вправду пора заглянуть в отдел домашних тапочек? Нет, покупать их, конечно, рано. Но так, походить, присмотреться к фасонам, расцветкам… Представить их на собственных ногах, а себя в них…

В конце концов, не вечно же ему кантоваться по уютным казармам и комфортабельным офицерским общежитиям. У Кэпа и Маркони квартиры и семьи в Москве, у Дока — в Питере, у Бертолета — в Саратове. А Боцман вообще домик в Крыму имеет. Теперь это заграница. Выйдет в отставку, будет персики выращивать, виноград. Недавно опять приглашал отдохнуть.

Поручик потянулся и зевнул. С непривычки к абстрактным размышлениям он то и дело проваливался в дремоту, но всякий раз почти сразу просыпался. Так незаметно прошло время до рассвета. Яхта уверенно шла в полный бакштаг, подгоняемая умеренным норд-вестом. Было тепло и влажно.

Когда солнце поднялось над линией океана, на палубу поднялся Виктор. Он выглядел посвежевшим и умиротворенным.

— Знаешь, ты первый человек, который не вызывает у меня раздражения, — сообщил он.

— Потому что я такой же дурак, как и ты, — буркнул Поручик и отправился отсыпаться по-настоящему…

Проснувшись, он первым делом извлек из ножен на ноге свой замечательный, острый как бритва, боевой нож «Катран» и, намылив щеки и подбородок, принялся скоблить трехдневную щетину. «Катран» справлялся с работой не хуже станка «Жилетт». Поручик успел побрить половину физиономии, когда с палубы послышался удивленный голос Виктора:

— Лодка по правому борту!

Поручик, как был, с ножом в руке, через люк выбрался на крышу рубки. Над головой ветер трепал сильно зарифленный грот. Огромный треугольный парус заполаскивал и время от времени хлопал. Другой треугольный парус, стаксель, и круглый пузатый спинакер были и вовсе убраны. Яхта лежала в дрейфе.

Поручик с удивлением посмотрел на Виктора. Тот был бледен.

— Пираты, — сообщил он и указал на море.

С запада к яхте быстро приближалась длинная лодка, полная вооруженными до зубов людьми. Они кричали, размахивали руками и автоматами, требуя остановиться.