В прицеле — танки

В дивизионе за время этих боев фаустснарядами и артиллерией противника выведено из строя 60% материальной части, но исход боя был обеспечен в нашу пользу — 30 апреля наши части вошли в рейхстаг и начали очищение Тиргартен-парка...»[7]

Командующий артиллерией 79-го стрелкового корпуса полковник И. В. Васильков, в частности, отмечал, что дивизион, заняв позиции в двухстах метрах от рейхстага, оказал исключительное содействие штурму рейхстага. В ходе боя он лично дважды ставил задачи выдвинуть дивизион вперед пехоты и расчистить путь пехоте, и в обоих случаях эта задача была выполнена блестяще.

Нелегкой ценой досталась нам победа. В Берлинской операции мы потеряли девять человек убитыми, в том числе двух командиров батарей, одного командира орудия и четырех наводчиков, двадцать четыре человека были ранены; фаустпатронами, противотанковыми орудиями, танками и самоходками врага выведено из строя семь орудий (только два из них удалось восстановить и возвратить в строй) и свыше десяти автомобилей-тягачей.

Зато фашисты поплатились сотнями жизней своих солдат и офицеров, девятью танками и пятью самоходными орудиями, множеством сожженных и подбитых автомашин, уничтоженных пулеметных точек.

3 мая нас отвели в район Сименсштадт. Здесь дивизион удобно расположился на зеленом поле небольшого стадиона. Личный состав разместили в уцелевших домах. Начались мирные будни. Каждый день письмоносцы увозили сотни писем солдат и офицеров части, спешивших сообщить своим родным и близким о победе, о том, что скоро состоится радостная и долгожданная встреча с ними.

Каждый день у дивизионной кухни, на скамейках стадиона, располагались жители Берлина: женщины, дети, старики. Советские воины угощали их русскими щами и гречневой кашей, хлебом и чаем. Здесь же постоянно обедали и артисты Берлинской оперы, которые позже выступили перед нами с большим концертом. Задушевно исполнили они песню на слова Г. Гейне «Лорелай» («Русалка»).

Поздним вечером 8 мая мне позвонил комдив Асафов. Он сообщил о том, что Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции, и просил рассказать об этом всему личному составу.

Было уже поздно, но мы все-таки собрались и отметили радостное для нас событие праздничной трапезой. Зуммер пищал не переставая до утра. Противотанкистов горячо поздравляли Владимир Иванович Курашов, Константин Николаевич Косяков, Иван Дмитриевич Ковязин, Александр Павлович Чекулаев, Александр Алексеевич Вознесенский и многие другие.

Утром на ярко-зеленом поле стадиона Голобородько выстроил дивизион. Все до единого стояли в строю. Торжественные. Молодые. Подтянутые. На гимнастерках золото и серебро орденов и медалей. Я поздравил с великой победой личный состав дивизиона, который прошел от Москвы до стен рейхстага. Затем мы дали троекратный салют холостыми выстрелами из всех орудий.

Вскоре дивизия передислоцировалась в заповедный лес севернее Берлина. Наша часть расположилась в урочище Реух. В считанные дни мы построили наземные домики-срубы, разбили и расчистили линейки, создали образцовый артиллерийский парк и техническую площадку. Главным строителем у нас был сержант Егор Травкин — искусный прирожденный плотник. Он трудился денно и нощно. Все, включая комбатов, получали у него консультации по всяким строительным делам.

Некоторое время спустя вместе с Курашовым и Косяковым к нам приехал комдив Асафов. Он долго ходил по лагерю, проверял, как оборудованы парки, пищеблок, учебные классы, санчасть, жилые помещения. Все ему очень понравилось, и он поблагодарил солдат и офицеров за хорошую работу.

Полковник согласился у нас отобедать. Стол сервировала Люба Корявцева, девушка, с которой я подружился. Под любопытным взглядом Василия Михайловича, знавшего о нашей предстоящей свадьбе, Люба священнодействовала: расставляла посуду, вина, подавала закуски. За столом разместились все офицеры дивизиона и наиболее отличившиеся младшие командиры. Асафов произнес теплую речь — дал высокую оценку боевым действиям нашей части в Берлинской операции, отметил подвиги многих воинов, сердечно всех поблагодарил.

В самый разгар торжества на дороге, ведущей в лагерь, появились трое перебинтованных велосипедистов. Ехали они треугольником — двое впереди, третий позади. Они остановились, и один из них сказал:

— Товарищ полковник, разрешите обратиться к майору Бессарабу?

Это был Аркадий Кучин. Но до чего же он стал неузнаваем!..

— А вы обращайтесь прямо ко мне.

— Есть! — И, переведя дыхание, Кучин продолжал: — Командир противотанкового орудия 420-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона старший сержант Кучин вместе с двумя рядовыми прибыл в часть из госпиталя для прохождения дальнейшей службы.

— После излечения? Да вы же... — Комдив не смог говорить. Он вышел из-за стола и расцеловал прибывших. Затем, усадив их за стол, сказал мне: — Подлечишь и... каждого на десять суток ареста за самовольный уход из госпиталя. А сейчас налейте ребятам водки. Люблю солдата, который во что бы то ни стало стремится в родную часть. Сам такой. Но порядок есть порядок, — улыбнулся полковник.