В прицеле — танки

Одер в начале апреля поражал своими просторами: выйдя из берегов, разлился широко и привольно. Круша все на пути, он устремил свои мутные вешние воды на север, затопил луга, сады, даже дворы и улицы брошенных прибрежных селений. Полая вода несла множество бревен, досок, бочек и обломки всякой домашней утвари. Темными буграми плыли трупы. Кто это был — попавшие в беду местные жители, гитлеровцы, которых настигло суровое возмездие, или наши солдаты, пытавшиеся преодолеть водную преграду? Никто об этом не узнает — Одер вместе со своими жертвами уносил и тайну их гибели...

Мы стояли на обрывистом восточном берегу. Прямо у наших ног лежал опустевший немецкий городок. Улицы его западной окраины заполнила вода. Серое небо низко нависло над свинцово-черной рекой, над островерхими крышами из красной черепицы.

Комдив о чем-то сосредоточенно думал и был хмур. Мы догадывались, чем он был недоволен: пока дивизия под огнем врага будет переправляться на противоположный берег, другие с Кюстринских высот посуху прямехонько пойдут на Берлин... Вероятно, тщательная подготовка дивизий нашей армии в то время к форсированию Одера была ничем иным как одной из мер дезинформации врага. Сейчас хорошо известно, что наступление с плацдармов было определено высшим командованием уже тогда.

В течение трехнедельной боевой подготовки Асафов большую часть времени проводил в частях, где его уже довольно хорошо знали офицеры, сержанты и солдаты. Последние не без гордости передавали друг другу, что новый комдив, несмотря на незаживающие раны на ноге, категорически отказывался лечь в госпиталь. Артснабженцы подарили ему с любовью сделанный ими костыль, но Асафов положил его в машину и никогда не пользовался им, хотя иногда очень хотелось опереться на него... Никто не должен был знать, что ему, комдиву, тяжело.

Рекогносцировка местности подходила к концу. Полковник В. М. Асафов отдавал последние распоряжения по инженерному обеспечению боя дивизионному инженеру А. Г. Приступенко. Алексей Григорьевич внимательно слушал комдива, делал пометки на аккуратно сложенной карте, прикрыв планшетку от косого дождя краем плащ-накидки.

Командиры стрелковых и артиллерийских полков и приданных им частей усиления стояли рядом. Их взоры были прикованы к далекому противоположному берегу, на котором распластался город Шведт.

Казалось, все уже продумано, практически отработано и усвоено, ошибки тщательно проанализированы и учтены. Но тревога за благополучный исход предстоящего боя не покидала командиров. Никто из них, однако, не выставлял напоказ свои сомнения и опасения. Напротив, когда рекогносцировка закончилась и комдив отпустил всех на перекур, послышались шутки, смех.

Вот молодой, краснощекий подполковник Александр Чекулаев подзадоривает своего соседа и тезку подполковника Вознесенского, а Иван Дмитриевич Ковязин слушает их перепалку и улыбается. Поди узнай, кому из трех полковых командиров доведется первому ступить на тот берег.

— Тебе, Александр Павлович, — говорит Вознесенский высокому ростом и могучему телосложением Чекулаеву, — не мешало бы заранее приготовить сосну подлиннее. Потом поздно будет, а с метровой ты как миленький пойдешь ко дну.

— Конечно, Александр Алексеевич, тебе хорошо. Для твоей комплекции и соломинка спасение. Да и бойцы у тебя под стать командиру — сплошь мелкота. Недаром вы и управились раньше всех с заготовкой подручных средств, — отшутился Чекулаев.

— Я же заранее знал, что будем форсировать Одер, вот и подбирал маленьких, да удаленьких, — парировал Вознесенский. — Это некоторые ловкачи нахватали себе богатырей в маршевой роте под Минск-Мазовецким. Какие же плоты способны выдержать этаких верзил?

— Ба! Да ты, оказывается, тоже там был? Значит, нарочно — «маленьких, да удаленьких»? Вот хитрец! А в Померании жаловался мне как-то на своих штабистов: дескать, набрали мелкоту...

— То-то я тогда думал, почему мне как на подбор достались одни середнячки, — посмеивался Ковязин.

Артиллеристы тоже обменивались замечаниями и остротами. Кто-то посоветовал присутствовавшим обращаться за опытом извлечения пушек со дна озер и рек в противотанковый дивизион. Офицеры принялись расспрашивать, что и как, но тут все увидели приближавшегося комдива Асафова. Перекур закончился.

После рекогносцировки я возвратился в расположение лагеря. На коротком совещании подвели итоги двадцатидневного упорного труда по подготовке личного состава к захвату плацдарма на западном берегу Одера.

Затем командиры батарей, роты ПТР и самостоятельных взводов доложили о готовности подразделений к выполнению боевой задачи.

На второй день меня и Пацея срочно вызвали в Геллен — в штаб дивизии. Форсирование Одера отменялось. Полковник Асафов объявил приказ о выступлении частей соединения в район поселка Фюретенфельде, что севернее Кюстрина. Задача состояла в том, чтобы сменить части, захватившие месяц назад сравнительно небольшой плацдарм на западном берегу Одера, и прочно обороняться там.