В прицеле — танки

— Что случилось, Кучин? — взволнованно спросил тот.

— Противотанковая мина.

— Покатим на себе орудие назад, а то фрицы сейчас откроют огонь.

— Нельзя, можем опять напороться на мину. Саперы, видимо, плохо сработали. Давайте лучше в окоп. Так надежней!

— Все ко мне, быстро! — скомандовал Маринушкин, и несколько человек из орудийного расчета молча поставили пушку на колеса и покатили к кустам, в приготовленный окоп. Верхом на стволе, уравновешивая станины и тем самым помогая солдатам тащить пушку, сидел замнаводчика Михаил Грибушенков.

Когда рассеялся дым, у большой воронки нашли мертвого Николая Прокудина. Взрывная волна выбросила его из кузова тягача метров на пятнадцать. Шофера ранило, после перевязки его отправили в тыл.

Маринушкин спешил недаром. Взрыв противотанковой мины и шум моторов арттягачей всполошил притихших гитлеровцев. Они осветили местность несколькими ракетами на парашютах и открыли беспорядочный пулеметный и минометный огонь.

Мина разорвалась рядом с расчетом младшего сержанта Федора Винокурова. Осколками ранило ефрейтора Петра Пиничина и шофера Андрея Гаврикова. Зажав рукой сильно кровоточащую рану на голове, Гавриков продолжал управлять автомобилем, на виду у противника сделал боевой разворот, подвез орудие к окопу и быстро увел тягач в укрытие. Выключив мотор, он потерял сознание. Ему тут же оказали первую помощь и отправили в медсанбат.

В первую батарею прибыл старший лейтенант Голобородько вместе с помпотехом дивизиона Германом Михелем и начальником артснабжения И. М. Гуриным, чтобы на месте определить, можно ли эвакуировать с нейтральной полосы поврежденный арттягач. Используя тросы, они сумели без особого риска втащить машину в овражек.

Гурин и Михель тотчас позаботились о доставке ее поближе к мастерским. Тем временем в двух других батареях доразведали цели, завершили все подготовительные работы.

Поступил приказ: начало наступления определено на утро 16 апреля. Я дал команду — приготовить снаряды, но о времени артподготовки ничего не сообщил. Однако бывалые солдаты поняли: раз «приготовить снаряды», значит, скоро наступать. Сборы не так уж и долги: стоит только с поверхности корпуса снять ветошью смазку, поставить установку взрывателя на отметку «осколочный» или «фугасный» и в непосредственной близости от затвора орудия разложить снаряды.

Согласно плану артиллерийского наступления дивизиону предписывалось подавить огневые средства на переднем крае, а также в ближайшей глубине обороны противника и сопровождать стрелковые подразделения методом последовательного сосредоточения огня по ожившим узлам сопротивления. В дальнейшем быть готовым к отражению возможных контратак.

Орудиям, выставленным на прямую наводку, во время артподготовки предстояло уничтожить и подавить по две-три основные и одной-две запасные цели. К этому подготовились все расчеты: на фанерных дощечках, воткнутых в бруствер орудийного окопа, наклеили карточки огня. На них условными знаками нанесли ориентиры и все цели, указали расстояние до них в делениях прицела, углы доворота от основного направления стрельбы, установки уровня и взрывателя.

Вскоре поступил дополнительный приказ: артподготовка и прорыв немецкой обороны начнутся в пять часов утра. Командиры батарей и других подразделений ушли от меня взволнованными и возбужденными.

Поздним вечером 15 апреля мы с Никанором Федоровичем Пацеем и Александром Яковлевичем Голобородько в последний раз решили обойти подразделения, проверить их боевую готовность, побеседовать с воинами. Настроение солдат, сержантов и офицеров было приподнятое. Все они, конечно, понимали, что предстоит тяжелый, упорный бой, некоторым, быть может, и не суждено будет дойти до последнего рубежа. Но каждый верил в свою счастливую звезду и в душе надеялся увидеть светлый День Победы.

Подошли к землянке второго взвода. Из настежь открытой двери доносились взрывы смеха и зычный голос командира второго орудия старшего сержанта Сергея Барышева. Когда мы зашли в блиндаж, старший сержант брился и одновременно рассказывал какую-то забавную историю. Вокруг стола при свете двух ламп-коптилок, сделанных из гильз зенитных снарядов, сидели несколько человек. Кое-кто примостился у печурки, приводя в порядок обувь, обмундирование.

Я смотрел на солдат. Тревоги на их лицах вроде бы не видно. Новички не выделяются среди других ни внешним видом, ни манерами, разве что особым диалектом да более солидным возрастом. Вон у печурки рядовой со смешной фамилией — Шалопай. Сорока двух лет, родом из Пинской области. Аккуратно одетый, подтянутый, улыбчивый. А не так давно в дивизион пришел небритым, усы срослись с длинной бородой, на голове кудель. Но постоянное общение с товарищами, с коммунистами и комсомольцами сделали свое дело. Солдат будто переродился: сбрил бороду, подстриг усы, рыжую шевелюру тоже привел в порядок и сразу помолодел на добрый десяток лет. Сидит смеется, иногда вставляет в разговор меткое слово. Пацей не выдержал, спросил, пряча улыбку:

— Товарищ Шалопай, как же это вы решились расстаться с бородой и усами?