В прорыв идут штрафные батальоны

— Ну, в общем, все. Закругляться надо. Сям понимаешь, аттестаты, командировочное предписание, сухой паек в дорогу получить надо, то да се — на все время требуется. — Ульянцев озабоченно огляделся вокруг, прицениваясь, не забыл ли чего. Вдруг спохватился, кинулся к кровати. Опустившись на колено, пошарил под ней рукой, вытащил полевую сумку. — Вот, забирай. Тут вся ротная бухгалтерия. Разберешься. И сумку на память забирай. У меня другая есть.

Убедившись, что точно больше ничего не упущено, протянул Колычеву руку:

— Ну, бывай, ротный. Не поминай лихом, если что не так было. А я потопал.

— Удачи, брат!

Оставшись один, Павел присел на койку, стащил с потных зудевших ног сапоги, размотал портянки, аккуратно развесил их на голенищах и с наслаждением вытянулся на мягкой постели. Он еще не отошел от пережитого возбуждения и не вполне осознавал себя в новом качестве. И теперь, блуждая рассеянно взглядом по потолку, вслушивался и всматривался в себя как бы со стороны, сверял оценки происходящего.

Выпитый коньяк слегка туманил голову. Но уже на смену отсмотренным кадрам проступали, выстраиваясь бегущей строкой, очередные насущные заботы дня.

Рота — не взвод. В своем взводе он знал всех не только в лицо, но и пофамильно. Мог сказать, кто чем дышит, кто опора ему, а за кем глаз нужен. Во взводе крепкое здоровое ядро сформировано.

А что в других взводах? Даже взводные и те для него темные лошадки. Ни с одним из них близко общаться не приходилось.

Как там Балтус говорил? Любая цепь не может быть крепче самого слабого своего звена. А у него, Колычева, самое слабое звено — блатной преступный мир. Следует лично проследить, чтобы нечисть ненароком в одном взводе не скопилась. Да и не только по взводам — по отделениям равномерно распределить, если что. А начинать надо с командиров взводов.

Времени на раскачку нет. Штрафников подолгу на откорме не держат. Передовая не простит, свой счет за упущения и недоработки непременно выставит. Кровью платить придется.

Скомандовав подъем, Павел привел себя в порядок, окликнул ординарца:

— Тимчук! Махтурова ко мне из второго взвода. Живо! Заодно и Туманова с Богдановым.

Первым на вызов Туманов объявился. Влетел в блиндаж с шумом и грохотом, ногой за порог зацепился. Задохнулся от бега.

— Мне как сказали, Паш, что ты вызываешь, — обрадовался! Тебя правда, что ль, ротным назначили? Мужики говорят — лажа, не может быть…

— Вот я тебя с ходу и обрадую — два наряда вне очереди. Ты когда последний раз сапоги чистил? Разгильдяй! Можно подумать, с фермы явился, навоз в базу лопатил. Пять минут сроку. Привести обмундирование в порядок!

— Есть привести в порядок, гражданин ротный. Щас почистюсь…

— И запомни, товарищ рядовой Туманов, что командиров и начальствующий состав лица не судимые, как ты, называют при обращении словом «товарищ», а не «гражданин». Пора уж привыкнуть. Ясно?

— Так точно, ясно, товарищ комроты. Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Туманов с готовностью кругом, как положено, вертанулся — и в дверь, а навстречу — Махтуров.

— Побудь в тамбуре, дождись Богданова, покурите пока, — вслед ему проговорил Павел и, обращаясь уже к Махтурову, указал на стул возле стола. — Проходи, садись.

Они молча обменялись рукопожатием. Николай прошел к столу, полез в карман за кисетом.

Павел положил перед ним выписку из приказа о своем назначении на должность командира роты.

Махтуров лишь слегка покосился в ее сторону, раскурил самокрутку. «Тимчук просветил!» — догадался Павел.

— Зачем тебя вызвал — догадываешься?

— Взвод на меня хочешь повесить, — подозрительно бесцветным голосом отозвался Николай.

— Что значит повесить?

— А то и значит, что правильно все ты понимаешь, гражданин ротный: не состоится сватовство. Нет на то моего согласия.

— Ты это всерьез, что ли?

— Более чем.

— Странно.

— А чего тут странного. Не хочу, и все тут.

— Боишься, что ли?

— Да ничего я не боюсь. Не в том дело.

— А в чем? — начиная заводиться, допытывался Павел. В воображаемом им сценарии подобное развитие действия не подразумевалось.

— Ты мне по дружбе взвод предлагаешь. Хочешь, чтобы я за него в ответе был. Понимаю. На твоем месте точно так бы поступил. С точки зрения командира роты и товарища — решение логичное. Но я на своем месте, и у меня на этот счет другие виды. Я за себя ручаюсь и только за себя хочу быть в ответе.

— А поподробнее можешь? Сдается мне, что знакомый блатной мотивчик слышу: сначала закурим табачок твой, а потом каждый свой.

— Зря ты так. — Махтуров отвернулся к окну, возражал, глядя в сторону. — Сам знаешь, получить пулю или нож в спину от этой сволочи я, допустим, не боюсь. Но чтобы они мне поперек дороги к свободе встали, грузом повисли — не по шее хомут.

— А для меня, значит, в самый раз?

— Это твой выбор, твой путь, — упрямо возразил Махтуров. — Я — не ты и не Витька Туманов. Мне штрафное обличье ни в каком виде не подходит. Если жив останусь и получу чистые документы, в штрафном ни на минуту не задержусь.

— Одно другому не мешает.