В прорыв идут штрафные батальоны

— Справляйтесь у интенданта. Соответствующие указания ему отданы. Сейчас я вам об этом тоже скажу. Сбор командиров рот через пятнадцать минут. Покури пока во дворе.

Пережидая, когда прибудут командиры рот, Павел остановился около щита с вывешенной свежей сводкой Совинформбюро. Фронты продвигаются на запад. Вслед за Харьковом нашими войсками освобождена столица Украины — Киев. Ожесточенные бои идут западнее города. Не хотят фашисты мириться с потерей украинской столицы.

Пытаются вытолкнуть советские войска на восточный берег Днепра.

Не жалеют ни живой силы, ни техники. Возможно, и штрафному батальону там место определено, где-нибудь в направлении на Житомир.

На других фронтах относительно спокойно.

Мысленно представил расстояние от Волги до Днепра, от стен Сталинграда до Киева. Далеко продвинулись. А вот на севере, под Ленинградом, линия фронта неизменна, стоит как стояла. Не видно существенных перемен на подступах к Белоруссии, злокачественной опухолью выперлась линия фронта в сторону Смоленска.

У троих штрафников, присоединившихся к Колычеву, свой интерес, свое представление о положении на фронтах.

— Километров восемьдесят до села-то осталось, — прикидывает один. — Глядишь, освободят днями-то…

— Мое месяц назад как освободили, а кто жив остался — неизвестно. Вы хоть ждете, а мне и ждать нечего. Сосед писал, мать еще в сорок втором померла, а сеструху в неметчину угнали. Сиротой хата стоит.

— У тебя стоит, а мою спалили. Мать с женой и двумя мальцами в землянушке перебиваются. Голодуют.

— Голодует — значит, честная. Которая с председателем али бригадиром под скирдой хвостом вертит — та сытая. Да за это дело и у солдата осьмушка хлебца найдется…

И пошел, завязался, чуть его затронь, томительный, страдательный разговор о доме, матерях, женах. Как они там?

Уголовники положением на фронтах не интересуются. Их у щита со сводкой Совинформбюро не встретишь.

Второй роте выделили из прибывшего пополнения сорок два бойца. Вернувшись из штаба в блиндаж с кипой личных дел, Павел сразу засел за ознакомление с личностями штрафников. Подавляющее большинство, как и предупреждал Балтус, — пособники фашистов.

Открывая папку за папкой, находил в определении одну и ту же стандартную формулировку: за пособничество немецким (фашистским) оккупантам в должности …………… приговорен с отсрочкой исполнения приговора до окончания войны к отправке в штрафной батальон.

Распределил поровну в каждый взвод. Дела трех бывших офицеров отложил в сторону.

Закурдяев Михаил Ефимович, 1919 г. р., уроженец г. Оренбурга, кадровый командир. Военное училище окончил в 1940 году. Старший лейтенант. Командир стрелковой роты. Не ранен. Был в плену. Освобожден немцами. (?) За что, за какие такие заслуги? Вообще непонятно. Чтобы немцы освобождали из концлагерей советских военнопленных, не завербовав их в разведшколу или во власовскую армию? Ни о чем подобном Колычеву прежде слышать не приходилось. Жил в оккупации, в Харькове, на свободе (?). В штрафной батальон направлен в силу действия приказа Ставки Верховного Главного Командования № 270 от 16 августа 1941 года. Как бывший в плену или окружении.

Шкаленко Андрей Сидорович, 1915 г. р., офицер запаса. За уклонение от воинской службы. Женат. Двое детей. Бывший член ВКП(б). Что заставило человека скрываться от мобилизации, тем более — члена партии?

Огарев Виктор Викторович, 1921 г. р. Лейтенант. Был на фронте. Ранен. Опять фронт. Драка с высшим по званию командиром. И причина банальная — женщина.

В общем, со всеми тремя надо встречаться и говорить лично.

* * *

Ближе к полуночи потянулась к развалинам водяной мельницы на северную окраину села блатная публика со всего батальона. Был кинут клич на сбор. По одному, по двое прокрадывались к полуобрушенной стене, ныряли в зияющий оконный проем. Размещались вокруг мельничного жернова. Правил сбором вор в законе по кличке Кашира, закоренелый и изворотливый уголовник, принадлежащий к верхушке блатного мира, главный ревнитель его законов и нравов. Природа наделила Каширу цыганской внешностью — курчавые смоляные волосы, темные с отливом глаза, смуглая кожа — и располагающими манерами.

По правую руку — Сюксяй. Ему поручал Кашира организацию толковища. Всего к условленному месту сбора приглашались около сорока человек А сошлись менее половины. Когда стало ясно, что ожидать больше некого, Сюксяй вслух пересчитал людей — семнадцать человек! — и злобно выругался:

— Дешевки, твари. Отвалили, трухачи. Давай, Митяй, думай, как работать будем? Кто на себя Стоса возьмет? — Сюксяй лукавил. Все у них с Каширой обговорено и решено заранее было. Но надо было соблюсти этикет.

Сюксяй пробежался глазами по лицам подельников и остановил выбор на Сашке Рубаяхе из четвертой роты. Знал его тяжелую руку-удавку. Сашка по наводке Каширы уже работал по-мокрому.

Но Рубаяха неожиданно заартачился:

— Стос — чего? Он трухляк Пусть его другие работают. Соболь вон. А я Петра Малечика на себя возьму. У меня с ним счеты еще по Казани есть. Он мое шмотье с рыжьем прихомутал. Должок получить требуется.