Я снял штаны, сложил их аккуратно, взял в другую руку свой и Надькин портфель и пошёл вперёд. Идти было недалеко: Илек уже превратился просто в широкий ручей, мелкий, с осветлевшей водой. Я стал выходить на противоположный берег. Надька шла следом, я оглянулся посмотреть – как она там? Надька переходила небольшое углубление у самого берега и высоко подняла юбку. Голые ноги, маленькие трусы в бледный розовый цветочек.
А я ещё никогда не дотрагивался до девчонок. И не «дружил» и – ничего. Я их не знал и вблизи, можно сказать, не видел. Потом – зима, одежды… Шубы, валенки, сапоги, всю зиму видишь у одноклассников только лицо из одежды, а тут…
А тут, сразу -белые девчачьи ноги, трусы…
Надька делала в воде по песчаному дну осторожные шаги и, поймав мой взгляд, улыбнулась…
А мне тринадцать лет, ёлки! Кровь напополам с гормонами!
Да и зрелому мужчине – каково бы ему было, если бы, даже летом, посреди улицы, девчонка бы перед ним юбку подняла?.. Он бы сразу соляной столб превратился!..
Но у нас, у мальчишек в тринадцать лет, организмы крепкие.
Я и виду не подал, что у меня в тот момент внутри Хиросима грохнула.
Я спокойно вышел на берег.
Следом за мной и Надька. Вода даже не дошла ей до трусов, не замочила. Половодье закончилось. Илек опять стал мелким.
А послезавтра уже наступило лето…
МУРАВЕЙ