В просторном мире

Гаврик по обочине яра быстро прополз повыше и, выглядывая из яра, видел потемневший от дождя и от времени маленький кирпичный вокзал. Около него темнели акации и белели корой голые тополя с обезображенными войной верхушками. Миша устремил взгляд на потрескавшееся глинистое дно яра, а Наташа задумчиво разглядывала сломанный стебель сухого полынка… Но думали все трое об одном, и когда поезд, уже отправляясь со станции, стал постепенно набирать скорость, Наташа сказала:

— Зашумел. На дождь похоже.

— Счастливого пути, товарищ майор, — проговорил Миша.

— Говорить надо было в школе. Теперь он не услышит, — заметила Наташа.

— То-ва-арищ май-о-ор, — тихо и певуче стал выкрикивать Гаврик, — возьми-и-те нас троих с собой на фро-онт! Мы будем снаряды подносить, пушки чистить, будем бегать, куда пошлете по военному заданию!..

Гаврик не высказал и половины тех чувств, что были у него на сердце в эту торжественную прощальную минуту, как мать позвала его издалека:

— Гаврюша, Гаврик!. Даша, ты не знаешь, куда он девался? — спросила мать у соседки. — Нюську я накормила. Отправить ее к бабке Нефедовне как-то неловко. А его нет.

— Может, он майора провожает? — неуверенно ответила соседка.

— Так уж поезд умчался. Да вон Иван Никитич со станции идет.

Услышав это, ребята встревоженно встали. Они вдруг поняли, что майор уже уехал, что люди делают свое дело, что им тоже надо приниматься за работу.

— Я пойду к дедушке в мастерские. Пока он будет делать держаки к вилам, я обстругаю маленькое древко… Отряду в поход без флажка, по-моему, нельзя.

— Конечно, нельзя, — согласился Гаврик и, показывая Наташе записную книжку, сказал: — А мы с тобой сделаем так: возьмешь Борьку, придешь к нам, и будем составлять список, кого в первую очередь взять в поход к Песчаному кургану.

И они разошлись.

* * *

Когда Миша вошел в плотницкую мастерскую, Иван Никитич обстругивал доску шириной немного больше двух ладоней и посредине вогнутую так, что она сильно походила на большой козырек. В озабоченных легких движениях старого плотника была все та же пленительная для Миши сила, толкающая его стать рядом, засучить рукава и попробовать самому так работать.

Подходя к верстаку, Миша спросил:

— Дедушка, что это вы делаете?

— Мелочь. Щиток к лобогрейке.

— Тот, что около полевого колеса?

— Совершенно верно.

— А прихватывается он к краю полка болтами.

— Болты, Михайло, не наше дело. Болты делают кузнецы.

— А дыры для них вертят плотники.

Старый плотник и Миша весело смеются: они поняли друг друга.

— Михайло, как тебе не совестно, — не век же ты будешь дырки вертеть. В нашей Советской стране в плотницких мастерских нет «дыркачей». Михайло, надо итти дальше в гору. К щитку вон нужен предохранитель, плотная линейка, сточенная с одного конца на конус. Бери вон рейку и начинай, без прений начинай!

— Дедушка, а вы про держаки к вилам не забыли?

Миша в нескольких словах передал разговор Алексея Ивановича с матерью, который он слышал из яра. Оказалось, что старик об этом разговоре уже знал; знал и о том, что вилы понесет в степь Миша.

— Михайло, в степь сходим вместе: посмотрим, как пашут, как убирают сорняки…

— Всегда бы с вами вместе, — признался Миша. Он положил на угол просторного верстака рейку, отмерил от края метр и стал пилить. Шум пилы и шорох рубанка, сливаясь, как будто поднимали потолок, раздвигали каменные стены. И мастерская в воображении Миши становилась огромной и невольно заставляла думать то о степном, то о морском просторах, над которыми неустанно шумят волны свежего ветра. На таком просторе громкий разговор кажется оправданным, а самая длинная беседа ничем не похожа на болтовню.

— Иван Никитич, будешь итти в степь, непременно пройди мимо южного склона! Посмотри, какой там краснозем! Под южным ветром и под южным солнцем… Спрашивается: когда же там посадим большой колхозный сад? Зубриковых и Кустовых надо переселить в котловину, где все живут. Их подворья мешают большому общему делу.

— Мин Сергеевич, я слышу. Согласен с тобой.

Через окно Миша видит Мина Сергеевича, колхозного агронома. Из-под фетровой, выгоревшей на солнце шляпы он смотрит в мастерские сердитыми черными глазами.

— Мин Сергеевич, непременно посмотрю! — охотно отвечает старик.

Агроном отходит, но вдруг его запыленные сапоги, покатые плечи и вся невысокая подвижная фигура снова поворачивается к мастерским.

— Через три-четыре дня тракторы будут работать на ближнем поле. Заодно можно и под сад вспахать… Давай сегодня же на правлении поставим этот вопрос!

А через несколько минут к окну подходит председатель колхоза. Он постучал в стекло так, что Иван Никитич, не оборачиваясь, громко спросил:

— Чего тебе, Алексей Иванович?

— Агроном заходил? — Заходил.

— Как же это вы без меня договорились, что на правлении сначала надо о саде говорить? — расстроенно спрашивает Алексей Иванович.

— Никто с ним не договаривался. Это ему так хочется. А по-моему, самый первый и самый жгучий вопрос — детские ясли!