В прыжке

Эскобар стал одним из первых богачей в мире, но в конце концов полицейские до него добрались. Юаким спросил, много ли налички папа держал дома. Сам папа называл себя старомодным и постоянно носил в бумажнике наличные. Банковские карточки называл пластмассками. Говорил, что если пользоваться карточкой, наверняка забудешься и потратишь лишнего. Нет, чемодана с деньгами у нас дома я не видал. И сейфа, спрятанного за какой-нибудь картиной, там не было. Хотя папе нравилось, когда деньги можно пощупать.

Но наркобарон?..

– Нет, я не говорю, что твой отец торговал наркотой. Просто если уж мы решили во всем разобраться, нам надо начинать хоть с какой-нибудь версии, – сказал Юаким. – Не знаешь, в его компании дела хорошо шли?

О работе папа говорил редко, разве что обо всяких прикольных случаях – например, когда один из поляков прострелил себе ногу из монтажного пистолета или кто-то из заказчиков попросил выложить ванную плиткой с фотографиями его умершей собаки.

В совсем раннем детстве я часто спрашивал папу, много ли у него подчиненных, потому что количество их менялось в зависимости от заказа. Иногда он отвечал, что их восемь, потом их стало четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать и, самое большее, – девятнадцать. В последний раз я задавал этот вопрос года два назад.

Но поляки и литовцы, которыми командовал папа, ремонтировали чужие дома, а не глотали пакетики с гашишем. Кстати, возможно, сейчас пакетики с наркотой больше никто и не глотает – может, их прячут куда-нибудь в потайной карман в чемодане. Во всяком случае, сам папа гашиш себе не колол и не курил. В этом я железно уверен.

Юаким сказал, что гашиш не колют. Может, он и прав. Мы немного это пообсуждали.

– Как же это выяснить-то? – спросил я. – У меня знакомых торчков нету… Да и у тебя тоже.

– Я попробую узнать, – ответил Юаким. Думаю, узнавать он будет в интернете.

Я принялся вспоминать все, что случилось в Марокко. Что же было в ту нашу поездку? По правде говоря, в последнее время я частенько ее вспоминаю.

Юаким вырвал меня из размышлений – поинтересовался, когда я вернусь в школу, а я ответил, что, наверное, последним узнаю, что со мной произойдет. Еще Юаким спросил, что это за звуки. А, ну это, похоже, собаки на улице подвывают. Юаким удивился – какие-то странные собаки. Я сказал, что собак там две, и я такой породы не знаю. Они почему-то трутся о стенку. К тому же тут еще и телик на полную громкость включен. Может, и радио тоже.

Я постарался отойти подальше от стены, отделяющей мою комнату от дедовой спальни. Когда я забился в самый дальний угол, за мотоцикл, и накрылся с головой одеялом, стоны почти стихли.

Глава 16

Я почему-то вспоминаю, как папа купался в море. Каждый раз на одной и той же отмели, а я стоял неподалеку. Это был наш лучший отпуск. И самый ужасный. Чуть дальше в море волны бурлили, словно в джакузи. Туда ни папа, ни я не заходили, потому что мама строгим голосом прочла нам лекцию о подводных течениях. Мама с Бертиной стояли на берегу и смотрели на двух одиноких дурачков, плескавшихся у бесконечного побережья, которое наверняка протянулось вокруг всего земного шара. Но мы с папой ничего не могли с собой поделать – у нас не получалось просто смотреть на воду, нам непременно надо было в нее влезть. К тому же она была не холодная, хотя кто-то и сказал нам, что на дворе зима.

Городок назывался Эс-Сувейра. Мы долго тренировались правильно произносить это слово. В конце концов получилось – надо было лишь привыкнуть, прислушаться к бормотанью местных, и звуки сложились сами собой: «Эс-Сувейра».

Время года, которое они называли зимой, для нас было все равно что лето. Но думаю, что, появись мы там, когда лето по-настоящему, – оказались бы в парилке. А я, когда сильно потею и обгораю, совсем расклеиваюсь. Но мы там были зимой, поэтому кроме нас никто не плавал – прямо как дома, там тоже зимой в воду лезут разве что чокнутые моржи.

Во время отлива на пляже играли в футбол. Потом подростки сбивались в стайку и курили, расположившись возле стены. А три девчонки фотографировались.

В ранней молодости папа уже бывал в Марокко, но так давно, что год я забыл. Он все рассказывал, как там тепло и совсем по-другому, а когда термометр за окном дрожит от холода, такие рассказы могут едва ли не согреть. Странно, что папа презентацию про Марокко не сделал. Стоя по колено в теплой морской воде, я представлял, как одноклассники пишут контрольные по математике и бегают по спортзалу, и думал, что не зря мы сюда уехали, пускай даже в школе меня и не пожелали отпускать с уроков.

Я лег на воду и спросил, не пора ли нам освоить виндсерфинг. Папа был совсем не против – разумеется, он и сам давно об этом мечтал.

По вечерам мы ели рассыпчатый кускус и по-настоящему вкусные оливки. По утрам бегали с папой по пляжу, а на обед заказывали свежевыловленного угря.