В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев

Когда к середине века оказалось, что этот романтический образ не дал европейской культуре и искусству настоящей глубокой новизны, быстро скатившись в слащавый салон, от такого ориентализма в парижских авангардных кругах остался разве что гашиш. Он попал в Европу после Египетского похода и к середине века сделался средством обретения нового духовного опыта в Клубе гашишистов (Club des Hachichins), члены которого (множество парижских литераторов и художников, из коих отметим Делакруа и Бодлера) обряжались в арабские бурнусы и устраивали ритуальные вкушения зеленоватой гашишной пасты (с японских, кстати, тарелочек, если верить Теофилю Готье) и курения. В клубах и спиралях сизого дыма им виделись неотмирные, изогнутые, изломанные в загадочных страстях тонкие женщины. Ко времени смерти последнего романтика Делакруа и публикации эссе “Художник современной жизни” Бодлера (1863) первые японские образы небывало изогнутых, утонченно-воздушных женских фигур стали появляться в Париже – это были японские образы красавиц из Зеленых домов. (См.: Каталог 2008, 584.)

Вскоре в Европе появились и первые красавицы: японское правительство прислало на Всемирную парижскую выставку 1867 года трех гейш, которые произвели фурор[44]. Не случайно излюбленными сюжетами для первых коллекционеров стали изображения куртизанок и актеров кабуки, в которых мужчин, исполнявших женские роли (оннагата), было практически невозможно отличить от женщин. Начиная с импрессионистов (и особенно с пришествием ар-нуво) художники апроприировали японские позы, пластику и плоскостность – то, что осталось для романтиков лишь недоступными для запечатлевания клубами дыма. Вскоре после выставки, в конце 1867 года, было организовано “тайное общество” японистов Жинглар (Société du Jing-lar), члены которого расхаживали в кимоно и попивали сакэ; в их числе Теофиль Готье и некоторые другие старые члены Клуба гашишистов, сменившие бурнусы на хаори.

I-8

Кикугава Эйдзан

Красавица с сямисэном под плакучей сакурой. Из серии “Цвет модных красавиц наших дней”. Ōбан. 1820-е гг. Национальный музей, Токио.

Kikugawa Eizan

The Beauty with a Shamisen under a Weeping Sakura. Oban. 1820ss. National Museum, Tokyo.

Суримоно: картинки для своих и культура аллюзии

Мы не будем подробно останавливаться на уже неоднократно упоминавшемся втором ведущем жанре укиё-э – театральных гравюрах. Нашему культурно-историческому очерку это прибавит немногое, поскольку театр был второй составляющей культуры развлечений, которую мы уже обрисовали.

Еще одна упомянутая особенность городской жизни – обилие неформальных обществ по интересам (прежде всего общества поэтов-любителей кёкарэн 狂歌連) – повлияла на появление такого специфически японского жанра художественного самовыражения, как суримоно. Поскольку в коллекции Китаева было около двухсот суримоно, на этом феномене стоит остановиться подробнее.