В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

Но Татары не могли забыть своего оскорбления и целые два месяца весьма искусно таили намерение отмстить Димитрию: каждую ночь привозили в Калугу по 10 и по 12 Поляков, которых не редко хватали с постелей; привозили иногда и купцов, пойманных на дороге. Царь обыкновенно приказывал еще до рассвета засекать несчастных кнутом до смерти; тела их бросали собакам на съедение; остатки же зарывали в землю, как падалище; благородных Поляков топили в реке. Видя такое усердие Татар, Димитрий думал, что они уже забыли прежнее оскорбление и так верил им, что, отправляясь на охоту, всегда брал их с собою человек по 20 и по 30, а из придворных не более 2 или 3, да шута Петра Кошелева, неразлучного своего товарища. Вероломные Татары изъявляли царю беспредельную преданность, выжидая случая отмстить ему. За несколько дней до исполнения заговора, дали знать своим единоземцам, чтобы они, при первом выезде царя на охоту, выбрались из Калуги в Пельну и, дождавшись там князя Ерусланова, немедленно отправились восвояси.

11 декабря Димитрий, не предчувствуя своей участи, отправился на охоту с князем Еруслановым и 20 Татарами; товарищи их, согласно взаимному условию, взяв все, что только могли, выехали верхами в разные ворота и соединились на Пельнской дороге в числе 1000 человек. Как скоро Димитрий отъехал от города около четверти пути, князь Петр, поравнявшись с ним, прострелил его насквозь; потом отрубил ему голову. «Я научу тебя», примолвил князь «топить ханов и сажать в темницу князей, которые служили тебе верно, негодный обманщик!» Шут Кошелев и два боярина не хотели быть свидетелями печального зрелища: ударили по лошадям и не оглядываясь прискакали в Калугу с известием, каким образом кончилась охота.

Татары между тем пустились по Пельнской дороге восвояси, опустошая и истребляя все, что им ни попадалось. В Калуге ударили тревогу, пушечными выстрелами дали знать, чтобы войско собиралось для преследования вероломных, но уже поздно: их нельзя было настигнуть. Только немногие из Татар остались в Калуге, потому ли, что не имели добрых коней, или недоверчивые товарищи не открылись им, неизвестно. Несчастных гоняли из улицы в улицу, хуже, чем зайцев в поле, дубинами и саблями, пока всех не перебили. Так невинные пострадали за виновных! Все доказывает, что они вовсе не знали о злодейском умысле; в противном случае, успели бы спасти себя, или донесли бы о заговоре. Удовлетворив мести, князья, бояре и граждане Калужские отправились туда, где погиб их царь; нашли труп и голову; отвезли бренные остатки в крепость, обмыли их и, приставив голову к трупу, положили царя на стол на показ всему народу. Потом, чрез несколько дней, похоронили его с приличными обрядами в дворцовой Калужской церкви, где он лежит до сих пор. Не забудут и позднейшие потомки человека, который был виною неимоверных бедствий России!

Легко вообразить, с какою горестью узнала о несчастном происшествии благочестивая царица Марина. Давно ли она потеряла одного супруга, теперь лишилась и другого! Она была уже беременна, и вскоре разрешилась сыном. Бояре выпросили у неё себе новорожденного царевича, чтоб укрыть его от убийц и, воспитав тайно, со временем возвести на престол. Москвитяне до сих пор оказывают Марине царскую почесть; какую же перемену произведет в России сын ея, узнают те люди, которые проживут еще лет двадцать.

Так кончил дни свои Димитрий II; смерть его была ужасна! Долго спорил он с Василием Шуйским за бесценное сокровище; но не мог им овладеть. Да и Шуйский не умел пользоваться: и ему пришлось из монарха сделаться монахом; а яблоко раздора досталось Владиславу.

Низложив Шуйского с престола, Москвитяне отправили его с двумя братьями, Дмитрием и Иваном, и знатнейшими из князей, Голицыными, к Польскому королю, в лагерь Смоленский. Отсюда, по воле Сигизмунда, их отвезли в Польшу, как пленников. Рассказывают за достоверное, что на Варшавском сейме, бывшем около Мартинова дня 1611 года, присутствовал посланник Турецкого султана. Пируя за пышным королевским столом, он желал видеть прежнего царя Московского: его желание было исполнено. Шуйского привели в царской одежде и посадили за стол против посланника. Последний долго смотрел на него, не говоря ни слова; потом начал превозносить счастье короля Польского, который за несколько пред тем лет имел в руках своих Максимилиана, а теперь держит в плену великомощного царя Русского. «Не дивись», отвечал Шуйский, оскорбленный словами посланника, «не дивись моей участи! Я был сильный государь, а теперь пленник; но знай: когда король Польский овладеете Россией, и твоему государю не миновать моей участи! Есть у нас пословица: сегодня моя очередь, а завтра твоя».