Но капитан Маржерет употребил следующую весьма удачную хитрость: он приказал своим воинам также сделать укрепления; а сам, зная, что лед на Москве реке еще крепок, вывел мушкетеров в Водяные ворота замка и неожиданно очутился среди неприятельских отрядов, так, что мог бить их справа и слева. В тоже время двенадцать Польских эскадронов выстроились на льду для наблюдения, не вздумает ли неприятель, стоявший на левой стороне, подать помощь Русским, укрепившимся в Чертоли; но как они не трогались с места, то Маржерет повел своих воинов по льду, мимо Белой стены, и достигнув пяти башен, ворвался внезапно в ворота, нарочно отворенные, только не для него, а для тех Москвитян, которые были на другой стороне. Эта оплошность погубила мятежников: наши воины перебили их до последнего, а замок Чертольский: предали пламени. Несчастье расстроило Русских, стоявших на противоположном берегу; они потеряли все свое мужество, когда узнали, что Поляки двинулись вверх по реке, и что в то же время прибыл из Можайска полковник пан Струсь, которого отряд, состоявший из отборных всадников, напал на третий город, жег, рубил, опустошал все, что ни попадалось.
Воины же капитана Маржерета, разрушив замок Чертольский, перешли Москву реку и предали пламени все дома, уцелевшие от прежнего пожара: тут уже ничто не помогало Москвитянам, ни страшный крик, ни звон колоколов; они нигде не могли найти спасения; даже пламя, разносимое ветром, обращалось в ту сторону, куда бежали Москвитяне, и истребляло их. По всему было видно, — что сам Бог карал этот народ за его кровожадность, вероломство, лихоимство и разврат содомский! Немногие толпы укрылись в монастырях; около полудня все кончилось; никто не думал сопротивляться победителям.
Двухдневный пожар превратил в пепел обширную столицу Русского царства, имевшую в окружности более 4 миль; ничего в ней не уцелело, кроме царского замка, занятого королевским войском, и немногих церквей каменных: все прочее было жертвою огня; сгорели все деревянные здания, все красивые дома боярские и купеческие; остались только немногие стены, каменные погреба, церкви и часовни. Таким образом, 700 000 человек, способных владеть оружием, должны были уступить свой город малочисленной дружине, состоявшей из 800 Немцев и 6000 Поляков, должны были видеть столицу жертвою пламени, и несметные сокровища оставить в руках чужеземцев. В числе сокровищ царских (на счет коих и теперь, в 1612 году, содержится королевское войско) находились 7 корон, 3 скипетра, и другие вещи бесценные. Один скипетр из цельной кости единорога, осыпанный яхонтами, затмевал все драгоценное в мире.
Укротив мятеж, Поляки отрешили патриарха, бывшего виною и началом всему злу; заперли его в Кирилловский монастырь, и приставили к нему стражу из 50 стрельцов. Там будет он содержатся до прибытия Владислава и получит воздаяние за все свои крамолы, за гибель несметного множества душ христианских.
Есть пословица: не хочешь мира, иди на войну; не хочешь благословления, терпи проклятие. Сказано, сверх того, в книге Премудрости: в чем погрешишь, тем и наказан будешь. Москвитяне доказали собою истину сих изречений: за несколько лет пред сим, напав на Ливонию, они все предавали огню и мечу, насиловали жен и девиц; теперь им отплачено сторицею. Из Ливонии они вывезли 100 000 гульденов, а сами лишились всего имения, ценою во 100 бочек золота; им удалось обесчестить и полонить несколько жен и девиц; за то Поляки осрамили несколько тысяч Москвитянок. Сверх того, пожары так опустошили всю Россию, что пять Ливоний могли бы поместиться в ея пустынях. Наконец семилетняя война истребила, по исчислению самих Русских, более 600 000 человек, кроме тех, которые тайно умерщвлены или брошены под лед.
После великого пожара, в течение двух недель, Русские не являлись в свою столицу; Немцы и Поляки ничего более не делали, как только собирали сокровища; им не нужно было ни дорогих полотен, ни олова, ни меди; они брали одни богатые одежды, бархатные, шелковые, парчовые, серебро, золото, жемчуг, драгоценные каменья, снимали с образов дорогие оклады; иному Немцу или Поляку досталось от 10 до 12 фунтов чистого серебра. Тот, кто прежде не имел ничего, кроме окровавленной рубахи, теперь носил богатейшую одежду; на пиво и мед уже не глядели; пили только самые редкие вина, коими изобиловали Русские погреба, рейнское, венгерское, мальвазию; каждый брал, что хотел. Вскоре открылось такое распутство, что Ляпунов принужден был стращать беззаконников своими казаками. Своевольные солдаты стреляли в Русских жемчужинами, величиною в добрый боб, и проигрывали в карты детей, отнятых у бояр и купцов именитых: с трудом возвращали несчастных малюток в объятия родителей.