В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

7. Русские, особливо знатного рода, согласятся скорее уморить, нежели отправить своих детей в чужие земли; разве царь их принудит. Они думают, что одна Россия есть государство христианское; что в других странах обитают люди поганые, некрещеные, не верующие в истинного Бога; что их дети навсегда погубят свою душу, если умрут на чужбине между неверными, и только тот идет прямо в рай, кто кончает жизнь свою на родине. Но если бы Русские вверились иностранцам, многие высокие особы спасли бы и себя, и детей, и имение от бедствий войны долголетней. Они этого не сделали, полагаясь на защиту св. Николы; так пусть их терпят все, что он им ни посылает! Из вышесказанного, очевидно, что Димитрий был не сын Иоаннов, а иноземец; Русские же признали его царевичем только для того, чтобы свергнуть осторожного Бориса, которого иначе нельзя было бы низложить с престола.

Глава VII Царствование Василия Ивановича. 1606

Избрание Шуйского. Письмо его к Сигизмунду. Ответ короля. Крамолы. Перенесение мощей св. Димитрия. Чудеса Измена и бегство князя Шаховского. Волнение в Путивле. Начало войны междоусобной. Поражение царского войска. Честь праху Бориса Годунова. Бедствие царевны Ксении.

В осьмой день по смерти Димитрия, т. е. 24 мая 1606 года, князь Василий Иванович Шуйский, тот самый, коего голова за несколько пред тем месяцев лежала на плахе, возведен был на царский престол. Не все чины земств избрали его государем: многие из них вовсе ничего не видали; ему поднесли корону одни только жители Москвы, верные соучастники в убиении Димитрия, купцы, сапожники, пирожники и немногие бояре. Когда же патриарх со всем духовенством короновал его, и все жители Москвы, Русские и Немцы, дали присягу в верности; тогда же разослали по всей России указы, в коих предписано было народу следовать примеру столицы.

Первым делом нового царя было объясниться с королем Польским. Желая узнать, что побудило Польшу к нарушению мира, Шуйский отправил к Сигизмунду посла с значительными дарами, просил его величество запретить подданным беспокоить набегами Русские пределы, изъявлял готовность жить в добром согласии, как было прежде, и вместе с тем жаловался на Поляков, которые, приехав в Россию с воеводою Сендомирским, позволяли себе столь наглые поступки и так озлобили народ, что граждане восстали на своих оскорбителей. «Впрочем» присовокупил Шуйский «хотя в день мятежа погибло много Поляков, но воевода Сендомирский, под моею защитою, остался невредим».

Король со своей стороны, ласково приветствуя Шуйского, просил отпустить в Польшу его посланника, бывшего при Димитрии. «Что же касается до убитых Поляков», писал Сигизмунд «не мое дело требовать возмездия. Поляки народ вольный, располагают собою, как хотят, и если некоторые из них, приехав в Москву с воеводою Сендомирским, на свадьбу его дочери, пострадали от собственного неблагоразумия, это дело до меня не относится. Впрочем, не могу также отнять права мести у родственников и друзей их, если они захотят им воспользоваться». В заключение присовокупил, что царские дары ему не нужны; отослал их назад; просил только поскорее отпустить посланника.

Шуйский, исполняя желание Сигизмунда, дозволил послу выехать из России; но прочие Поляки были задержаны: их бросали из одной темницы в другую. Между тем, царь, стараясь очистить город православный от нехристей (так называют Москвитяне всех вообще иноземцев), 23 июня выгнал из столицы четырех медиков, навлекших на себя его подозрение коротким знакомством с Поляками, оставив при себе одного Давида Васмера, не имевшего с этими врагами никакой дружбы; он был принят ко дворцу и сделан лейб-медиком.

В то же время распространилась молва, будто бы царь Димитрий спасся от смерти и своих гонителей: Русские были в недоумении. Шуйский спешил убедить народ, как в самозванстве своего предшественника, так и в неосновательности новых толков; для того 30 июня послал в Углич за прахом царевича; а между тем, велел умертвить там десятилетнего поповского сына, положить его в гроб и привести в Москву; сам встретил тело мнимого Димитрия с боярами, священниками, монахами, с крестами и хоругвями, проводил его в церковь, и велел объявить народу, что покойный царевич в молодости безвинно пострадавший, есть святой мученик: ибо тело его, преданное земле еще за 17 лет, ныне так свежо, как будто он только вчера скончался; самые орехи, бывшие в руке его пред смертью, до сих пор целы; платье не истлело и гроб не сгнил. Всяк, кто хотел видеть угодника, мог приходить в дворцовую церковь.