В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

Измученные люди жаждали избавления — избавления чудесного — как пробуждения от затянувшегося дурного сна, когда уже понимаешь, что кошмарное и тягостное только видится, но не хватает сил порвать обволакивающую тебя бесплотную, но непреодолимую завесу. Вся Земля уже поняла и согласилась, в чем причина несчастий, а вернее с тем, кто их виновник, — государь Борис Годунов, убийца, интриган, властолюбец. Ждали избавителя.

И вдруг из смутных чаяний, приглушенных разговоров, дивных слухов возник призрак, который стал стремительно обретать кровь и плоть, потому что его ждали, в него страстно поверили тысячи и тысячи. Люди всегда жаждут чуда, но в кои то веки оно становится очевидностью — воскрес коварно убиенный в мае 1591-го царевич Димитрий Иоаннович, сын Грозного царя; воскрес, чтобы отомстить подлому убийце; воскрес, чтобы вернуть у похитителя принадлежащий ему престол; воскрес, чтобы восстановить попранную справедливость и вернуть в страну довольствие и покой; воскрес, чтобы править своим народом по Божьим установлениям. Как тут не праздновать православным, как тут не радоваться.

Царствование многомудрого самодержца Бориса Годунова, вчера еще неколебимое, таяло, как ночная мгла от первых утренних лучей. Близился долгожданный рассвет. Москвичи, желая удачи приближающемуся к городу Димитрию, громко восклицали: «Дай Боже, чтобы истинное солнце снова взошло бы над Русью. До сих пор мы сидели во мраке, теперь снова забрезжил истинный свет». Француз Жак Маржарет с восхищением писал о том, что новый монарх давал подданным «понемногу распробовать, что такое свободная страна, управляемая милостивым государем». Лжедмитрий разослал по приказам строгий указ, повелев, чтобы приказные и судьи «без посулов решали дела, творили правосудие и каждому без промедления помогали найти справедливость». Разоблаченных взяточников били палками, водили по улицам с кошельком, привязанным к шее. «Мы — непобедимейший монарх Божьей милостью император, и великий князь всея России, и многих земель государь, и царь-самодержец…», — именовал себя Димитрий.

Но не прошло и года, как чудесно обретенный государь валялся растерзанный и бездыханный на Красной площади с маской на срамном месте и дудкой во рту, чем снабдили покойника торжествующие заговорщики. Очевидцы свидетельствуют о немалом числе охотников поглумиться над телом убиенного. Москвичи же в большинстве своем не злорадствовали, а недоумевали, предчувствуя новые, еще более страшные бедствия. Димитрий, казалось, уснул навеки, однако Смута не кончилась, а только разгоралась: призрак воскресшего оказался куда живучей, куда опаснее, чем его плотская оболочка. Русские люди решительно отказывались расставаться с чудом, с воплощением своих чаяний.

В Смуту русские люди впервые увидели, как власть валяется в грязи, как «праведное солнце» дробится на множество осколков. Их подбирают с земли и словно блестящие побрякушки примеряют на себя неведомые смельчаки, которые купаются в этом завораживающем блеске, теряя чувство реальности, захлебываясь чужой и собственной кровью. В 1608 году самозванцы Лавр, «сын» царя Федора Ивановича, и Август, «отпрыск» самого Грозного, встретили на Волге некоего Осиновика, выдававшего себя за сына царевича Ивана Ивановича. Коллеги повздорили, и «дядя» с «племянником» повесили незадачливого Осиновика. Позже Лавр и Август заявились в Тушинский лагерь к самому главному самозванцу — Лжедимитрию II. Неизвестно, на какой прием они рассчитывали, но «царик» поступил в соответствии с корпоративной этикой самозванческого цеха — незваных родственников казнили.

Смута — это торжество холопов. Не дворян, не крестьян и ремесленников, и даже не казаков и гулящих людей, а именно холопов — дворовых полурабов. Холопами были и самозванец Григорий Отрепьев, и разбойничий вожак Иван Болотников. Холопами оказались многие родовитые вельможи. Воевода Дмитрий Мосальский обратился к своему коллеге по другую сторону границы — литовскому наместнику в Мстиславле с предложением прислать «служивых всяких людей на государевых изменников», рисуя при этом следующие соблазнительные перспективы: «когда Петр Федорович и завоюют власть в Москве и будут на прародителей своих престоле на Москве, и вас всих служивых людей пожалуют своим великим жалованьем». «Божией милостию государь Петр Федорович» — это самозванец, беглый холоп Илейка, перед которым пресмыкается князь из рода Рюриковичей, а «государевы изменники» — люди, верные присяге царю Василию Шуйскому. А потомок основателя Литовского государства Гедемина князь Иван Волынский униженно просил польского командира Яна Сапегу замолвить словечко перед неведомым бродягой из белорусского городка Пропойска, обернувшимся Лжедмитрием II: «Да смилуйся, буди мне помощник, чтоб государь пожаловал меня, холопа своего Ивашка Волынского, велел бы мне поместейцо дать». Холопы — с родословной и без оной — привязывались не к Родине, не к родным, не к трону или царствующей династии, а только лишь к хозяину, к тому, кто в данный момент одерживает верх, кто щедрее жалует.