В пустыне волн и небес

Я отправился на поиски своего ручья, и не прошло и часа, как нашел его. Получил хороший урок: не ходить на такие прогулки без компаса. Я вышел на тропу и вскоре подошел к старательской хижине. Построена она была из тонких бревен и не слишком аккуратно: концы бревен торчали по углам. По законам здешнего гостеприимства я мог остановиться в хижине и жить сколь угодно долго, не вызывая ничьих вопросов. Так я и сделал. Спустя несколько дней, осмотревшись, я завел разговор с местными старателями. То, что мне рассказали, подтвердило мои впечатления: никаких перспектив у меня тут не было. Прежде всего потому, что все участки на 6 миль вдоль предполагаемой золотоносной жилы были уже заявлены. Кроме того, поиск жилы — дело весьма трудоемкое. Ходишь с длинным железным щупом и пробуешь сквозь мох, пока не наткнешься на кварц (надо еще по звуку отличить кварц от другой породы). Затем следует докопаться до этого кварца, выломать из него кусок, раздробить его и опробовать на золото. У меня бы ушли недели на то, чтобы найти такой участок и застолбить его. К тому же невероятно, чтобы золотоносная жила простиралась на 6 миль. Но даже если бы такое случилось, найти там еще и хорошее золото совершенно нереально. И, наконец, я не имел никаких инструментов. Все это, однако, не вызвало у меня приступа отчаяния как-никак, я все же побывал у настоящих золотоискателей, да еще и приключение испытал по дороге.

— Спустя несколько лет я узнал, что старатели, нашедшие эту жилу, отказались от предложения продать ее за 50 тысяч фунтов. Они поставили там дробилку и сами принялись за разработку жилы, но она оказалась вовсе не жилой, а глыбой кварца длиной в несколько футов.

От золотоискателей я ушел обогащенный новым жизненным опытом и двумя кусочками золотоносного кварца. Золотинки в них можно было разглядеть с помощью лупы.

Я вернулся на лесоразработки и был уволен за прогул. Опять я закинул за плечи свой мешок и отправился в чащу. Шел и шел, пока не добрался до угольной шахты Папароа. Там я попросил работу и получил ее.

Шахта, на которую я попал, никак не соответствовала моим представлениям о том, как добывают уголь. Нас не спускали под землю в клети. Наоборот, мы поднимались вверх в гору на 2 тысячи футов и там работали в длинных тоннелях. Разрабатывали пласт мягкого угля мощностью 24 фута, который едва не выходил на поверхность. Добытый уголь шел в пароходные топки. Иногда попадались порядочные глыбы, но в основном это была мелкая угольная россыпь, и пыль от нее въедалась в лицо и руки.

Обстановка в шахте напоминала преисподнюю, только без костров и вообще без огней. Низкие своды поддерживались деревянными балками, и я постоянно ударялся о них головой. Шахтеры оказались славными ребятами, куда лучше, чем лесорубы. Они полюбили меня, и мне это страшно помогало. Они решили, что я — сбежавший с корабля стюард, и это, по их мнению, объясняло странности моего поведения и моей речи. Мне показалось, что имя Фрэнсис звучит в шахте как-то неуместно, поэтому я стал называться Джорджем. И фамилию пришлось подработать: мои новые товарищи не в силах были произнести «Чичестер», поэтому я сократил ее до Честер. Им нравился мой юмор, и я постоянно чем-нибудь их развлекал.

Однажды мы устроили забастовку — я был теперь полноправным членом своего третьего профсоюза, шахтерского, и выступил с речью от имени бастующих. Мне стало ясно, как становятся коммунистами: посидите 7 часов в ящике среди воды, заливающей угольную пещеру, поработайте ручной помпой в кромешной тьме — и вы неминуемо заразитесь идеями всеобщего равенства и счастья. А если у вас нет надежды вырваться из этого круга, почему бы не загнать в него весь остальной мир?

Моя яркая речь вызвала одобрительный смех собравшихся, и митинг в конце концов превратился в веселую возню. Никакой забастовки не получилось. Могу заметить, что, по моему мнению, большинство подобных акций происходит из желания устроить перерыв и разрядку от смертельно скучной и монотонной работы.

Были среди шахтеров и жесткие парни. Один из таких, худой длинноногий коммунист, бывший сиднейский докер, как-то раз получил нагоняй от бригадира. Это его разозлило, и разрядился он оригинальным образом. Уголь из тоннеля (он шел к выходу с небольшим наклоном) вывозили составом из шести вагонеток, в каждую нагружали по три четверти тонны. К этому поезду крепился стальной трос длиной в полмили, которым вагонетки вытягивали обратно после разгрузки. Рассерженный коммунист пустил поезд по тоннелю, не прикрепив к нему трос. Вагонетки, набирая скорость, покатили по рельсам — за ними, как хвост кометы, струился яркий шлейф искр. Зрелище было фантастическим. Разогнавшись, вагонетки сошли с рельсов, врезались в стенку тоннеля, деревянные опоры рухнули и заблокировали выход из тоннеля. К счастью, в шахте был еще один выход — дренажный, и мы смогли пролезть в него по одному головой вперед.