В пустыне волн и небес

Утром мне удалось без особого труда подняться с реки; первые 60 миль пришлось лететь при сильном дожде. У меня на траверзе лежал Большой Барьерный риф. К полудню я долетел до пролива Уитсанди. Он был открыт Куком, и я не мог не почувствовать прикосновения к романтике истории. Хотел сделать здесь остановку, но дул свежий восточный ветер, и мне не удалось найти подходящего места: там, где море было сравнительно спокойным, течение, берег или кораллы препятствовали разбегу. Пролетев одну из бухт, я подумал, что она могла бы подойти для посадки, но возвращаться не стал. Но все-таки пора было останавливаться — хотелось есть. Долетев до острова Глостер, посадил гидроплан в проливе между ним и материком. Машину стало быстро сносить весьма бурным течением, силу которого трудно было определить сверху. Я поспешно выбросил якорь, он немного подергался, попрыгал, но все же закрепился вовремя. Пейзаж вокруг был красивым и мирным, местность, насколько я мог судить, необитаемой. Я уселся, свесив ноги, на край крыла и перекусил. Потом закурил трубку и предался неге. О таком моменте я мечтал давно: полное уединение под ярким солнцем, невероятная тишина, нарушаемая только мягким плеском ласковых волн. Но долго наслаждаться безмятежным покоем я не мог: до темноты надо было сделать еще не одну сотню миль. Я полагал, что взлечу без труда при таком хорошем ветре и легком волнении моря, но гидроплан неожиданно уперся, как будто отяжелел, а когда мы вышли из-под защиты острова, он вдруг накренился на правый борт. «Сейчас перевернемся», — подумал я и отчаянно повернул влево. Машина выровнялась и наконец подскочила в воздух. Я записал в журнале: «Ужасно! Ничего не понимаю; должно быть, сделал что-то скверное в полете, но что — не представляю».

После 450 миль полета я с трудом сдерживался, чтобы не заснуть. Мне очень хотелось сесть у замечательно красивой деревушки на Пальмовом острове, но заправка ждала меня в Кэрнсе, и я заставил себя лететь дальше. Когда до цели оставалось 30 миль, прибор показал, что бензина в баках больше нет. Я знал, что небольшое количество должно еще остаться, но для верности стал забираться вверх, чтобы в случае необходимости иметь возможность спланировать. Пролетел водораздел и увидел реку Кэрнс в 4 милях впереди — в пределах досягаемости при планировании. За 8 часов полета я сделал 623 мили.

Кэрнс не оставил меня без сюрпризов. При взгляде сверху он не внушал никаких опасений — напротив, выглядел чрезвычайно безобидно и заманчиво, уютно расположившись в подковообразной долине в окружении лесистых холмов. Но не успел я опуститься на реку, как ко мне устремился катер, набитый туристами. Они беспрестанно щелкали фотоаппаратами. Катер остановился у меня под ветром, гидроплан несло прямо на него. Я вскочил на основание крыла, включил зажигание, спрыгнул на поплавок и стал остервенело вращать пропеллер. Их счастье, что они не могли слышать моих проклятий. Мотор завелся, я едва успел увернуться от этих туристов. Пока искал место для якорной стоянки, катер продолжал нервировать меня. Потом явился агент, ответственный за бензин, и велел мне переместить гидроплан к другой стороне эстуария, подальше от городка. Я поинтересовался, изливая напрасную иронию, уж не думают ли они, что «Джипси Мот» начинена динамитом? Потом мне пришлось идти с этим агентом на склад горючего, так что баки я заправлял уже при свете фонарика. А когда наконец добрался до городка, этот агент обрадовал меня, объявив, что ночлега я здесь не найду Я решил, что он шутит — ведь экономический кризис в Австралии в самом разгаре! Но в первых трех отелях мне и в самом деле отказали. В конце концов, некая добросердечная миссис Мак-Манус втиснула меня в какой-то чулан. Я был рад и этому. Бесценная хозяйка разыскала на кухне кое-какую еду и угостила меня австралийским чаем, от которого мои волосы встали дыбом. «Буду знать, — подумал я, — что в этой части света прием пищи после 6.30 вечера считается признаком слабоумия».