В пустынях Казахстана

Возвращаемся к биваку в сумерках. Вот наконец и дорога, по которой мы спускались в ущелье. На большой голой площадке покрытой щебнем и галькой, нет ни одного растения. Казалось, не жить бы в этом месте жнецам. Но посредине площадки вижу светлое пятно. Подхожу ближе. Понятно — скопление семян ясеня. Каждое семя с летучкой в длину около пяти сантиметров, в десять — пятнадцать раз длиннее муравья-носильщика. Бедные труженики, оказывается, ходят за семенами в тугай. А там сейчас как раз дерево роняет на землю свой урожай. Представляю, с каким трудом доставлялось каждое семечко. Жнецы не умеют сообща нести груз. Культура труда у них не достигла совершенства. Каждый тащит сам и, как бы ни было трудно, не воспользуется помощью.

Здесь же несколько холмиков муравьев-бегунков. Они уже угомонились, ушли спать, но, оказывается, жилища свои на ночь подготовили по-разному. Обитатели малых гнезд заложили выход частицами земли, наглухо закрылись, в больших же гнездах с крупным кольцевым валом земли выставили у своих входов сторожей. Размахивая длинными усиками, они внимательно следят за всем‘окружающим. Почему такая разница в поведении? Возможно, в большом обществе выгоднее выставлять сторожей, чем заделывать большую дверь.

Темирлик можно было бы еще назвать соловьиным ущельем. Соловьев много, а их пение — главная симфония этого урочища. Вначале мы с удовольствием слушали соловья у нашего бивака. Потом его неумолчный, громкий и довольно однообразный местный темирликский пересвист надоел. Затем привыкли, перестали обращать внимание, как в городе на шум автомобилей, на звуки радио. Но сегодня ночью все соловьи, будто сговорившись, объявили перерыв и замолкли. В какое время произошел этот антракт музыкальных соревнований, я не мог сказать, опасаясь разбудить своих товарищей поисками фонарика и часов. Зато кукушку мы слышали только одну. Почему-то им здесь не живется.

Рано утром раздался громкий топот. Из пустыни в каньон галопом 71 проскакали лошади и с шумом влетели в речку. Жадно напились и обратно ускакали. Чьи они, вольные красавцы?

Мы пробыли в Темирлике только три дня, и запомнилось нам это на долгое время. Интересно побывать здесь еще, подробнее изучить мир живых существ, населяющих этот древний оазис, пока что мало тронутый человеком.

Покидали мы ущелье под дружное пение цикад. Та одиночная, самая первая цикадка, видимо, неспроста так рьяно распевала свои призывные песни.

Лес среди пустыни

Если после маленького поселка Кокпек свернуть с асфальтового шоссе, ведущего из Алма-Аты в Чунджу и в Нарынкол и поехать на запад по обширной Сюгатинской равнине, пустынной, желтой и сухой, изнывающей от летнего зноя, то вскоре вдали покажется лес. На светлом фоне пустыни полоска леса выглядит необыкновенно яркой и зеленой. Это урочище Бартугай.

Перевод названия этого урочища трактуют по-разному. Как-то в местной газете один из филологов привел множество вариантов происхождения этого слова Когда же я спросил старика чабана, что означает бартугай, он, удивившись, ответил:

— А ты разве не знаешь? Очень понятное слово! «Бар» — это по-русски «есть», а «тугай» — лес. Бартугай — «есть лес».

Да, действительно там «есть лес», и скорее бы до него добраться, так надоедает яркое солнце пустыни и жаркий ветер, врывающийся в окна машины.

Сюгатинская равнина шириной около двадцати и длиной более шестидесяти километров видна как на ладони, ровная, гладкая, окруженная горами. С севера к ней примыкают пологие горы Сюгаты, с юга — хребтик со странным названием Торайгыр, то в переводе означает «Пестрый жеребец» и, наверное, связано с какой-то очень длинной и теперь всеми забытой легендой Торайгыр немного выше и круче своего собрата — гор Сюгаты, и в одном месте на его скалистой вершине 73 виднеется синее пятнышко елового леса. Только одно-единственное! Позади и севернее сияют горы Богуты, а южнее их едва просматриваются в жарком мареве пустыни снежные вершины хребта Кетмень. Впереди же над зеленой полоской Бартугая на западе высится восточная оконечность Заилийского Алатау — большие горы, синие, увенчанные снеговыми вершинами и темными полосками еловых лесов.

И все же, несмотря на полуденный зной, духоту и пыль, тянущуюся белым шлейфом за машиной, сознание того, что наконец населенные места позади, а вокруг безлюдная пустыня, приподнимает настроение.

Бартугай — мое любимое место, и я часто его посещаю. И все же каждый раз. приближаясь к нему, я испытывал радостное чувство встречи с девственной природой.